У настоящего джентльмена должны быть les manieres nobles[164] в самом малом, так же как и в самом большом. Одним тебя научит ум, другим – наблюдательность; старательно вникай в манеры, речи и каждое движение воспитаннейших людей и вырабатывай свои привычки, следуя их примеру. Вместе с тем понаблюдай немного и за повадками простолюдинов – для того чтобы избегать их; пусть даже они говорят и делают то же самое, что и люди светские, ведут себя они все же совершенно иначе: именно это-то поведение, а не что-либо другое, и есть отличительная черта человека воспитанного. Самый необразованный крестьянин говорит, двигается, одевается, ест и пьет так же, как человек, получивший самое лучшее воспитание, но получается у него это совсем не так; поэтому, если, говоря что-то или делая, ты будешь стараться не походить на простолюдина, у тебя окажутся некоторые шансы делать и говорить именно так, как надо. Есть различные степени неуклюжести и вульгарности, как они есть во всем остальном. Les manieres de robe[165], хоть они и не совсем такие, как надо, тем не менее благороднее, нежели les manieres bourgeoises[166], а эти последние, как они ни худы, все же лучше, нежели les manieres de campagne[167]. Но язык, вид, одежда и манеры двора – это единственный настоящий пример des manieres nobles, et d’un honnete homme[168]. Ex pede Herculem[169] – старая и верная поговорка, и она имеет самое прямое отношение к нашему предмету, ибо человека светского, получившего воспитание при дворе и привыкшего к лучшему обществу, можно узнать и отличить от простолюдина по каждому слову, каждой позе, каждому жесту и даже каждому взгляду. Не могу кончить разговор об этих мнимых minuties[170], не сказав тебе еще раз, как важно уметь искусно нарезать мясо и птицу; пусть это – сущая мелочь, любому из нас приходится заниматься этим по два раза в день, а когда человек не умеет чего-то, даже такой пустяк становится ему в тягость, другим же смотреть на это бывает очень неприятно, и такой человек часто кажется им смешным.
Ну вот, я написал обо всем этом, а теперь мне приходит в голову, что бы сказал какой-нибудь тупоголовый верхогляд или угрюмый педант, если бы им довелось прочесть мое письмо: они бы отнеслись ко всему с величайшим презрением и сказали бы, что, разумеется, отец мог бы избрать какой-нибудь предмет посущественней для советов своему сыну. Они были бы правы, если бы я ограничился этими советами и ничего более значительного ты бы не мог воспринять, но, коль скоро я положил немало труда на то, чтобы воспитать в тебе чувства и разум, и, как я надеюсь, небезуспешно, я скажу этим самоуверенным господам, что все эти, с их точки зрения, пустяки, вместе взятые, образуют то приятное je ne sais quoi, mom ensemble[171], к которому они начисто глухи и в себе, и в других. В лексиконе их нет слова aimable[172], a в поведении – того, что это слово выражает. Такое дается только человеку, весьма искушенному в светской жизни, очень внимательному и очень стремящемуся понравиться, а все это – отнюдь не пустяк.
Ведь именно оттого, что старики смотрели на это как на пустяк или вовсе об этом не думали, так много молодых людей теперь до крайности неловки и совсем плохо воспитаны. Родители их – часто люди беспечные и невнимательные к ним – дают своим детям только самое заурядное воспитание, определяя их поначалу в школу, потом в университет, а после этого посылая путешествовать; они не проверяют, да чаще всего и не в состоянии проверить, каковы успехи их сынков на каждой из этих ступеней. И вот они, в беспечности своей, утешают себя, говоря, что сыновья их ничуть не хуже, чем у других людей. Так оно и получается, но чаще всего именно это и плохо. Они так и не исправляют ни мерзких мальчишеских повадок, которыми их наделяет школа, ни грубых манер, привитых университетом, ни наглой развязности и верхоглядства, самых драгоценных приобретений, которые они делают за время своих путешествий. Родители ничего им об этом не говорят, а естественно, что, кроме них, некому это сделать; поэтому они продолжают все то же и, ни от кого не слыша правды, даже не догадываясь о ней, ведут себя несуразно, непристойно, постыдно.