Письма к провинциалу

К примеру, Декарт, яростно полемизируя со всеми противниками своей отвлеченной философии, не считал нужным вступать в споры по вопросам морали. В данном случае он полностью следовал своей максиме: «хорошо прожил тот, кто хорошо укрылся» Декарту вполне хватало трех — четырех общепринятых и умеренных максим, подкрепленных решимостью неуклонно им следовать, коль скоро он сам их признал истинными, и стремлением побеждать «скорее себя, чем судьбу». Мораль для Картезия — это чащоба, где люди блуждают без надежных ориентиров, а уж если ты заблудился, то лучше постоянно идти в каком — нибудь одном направлении, чем блуждать из стороны в сторону Так что, «если мы ие в состоянии отличить истинное мнение, то должны довольствоваться наиболее вероятным»[440]. Эта разновидность пробабилизма указывает, что далеко не все поучения отцов — иезуитов из коллегии Ла — Флеш оставляли Декарта равнодушным. Быть католиком для Картезия означало отказаться в 1633 г. от публикации Мира, поскольку это сочинение основывалось на тех же принципах, что и осужденный инквизицией Галилеев Диалог о двух главнейших системах мира (см. прим. 26 к 18–й Провинциалии). Быть католиком для Паскаля означало, невзирая на огромный риск, выступить с серией нелегально изданных памфлетов, идущих вразрез с буллами пап, постановлениями съездов духовенства и приговорами парламентов. Декарт был осторожен и не хотел обострять отношений с Обществом, хотя и проживал в свободной Голландии. Паскаль не удовлетворялся компромиссами нн в науке, ни в морали и, более того (в период после 1654 г), считал важность научных занятий совершенно несопоставимой с важностью исследования моральных проблем; поэтому он смело выступил против могущественного Ордена, не покидая пределов абсолютистской Франции.

Авторитет выдающихся ученых, как и авторитет власти (без· различно — светской или духовной), никогда не имел для Паскаля самодовлеющего значения. У него хватало и интеллектуального, и морального мужества, чтобы проявлять лояльность до тех пределов, которые казались справедливыми ему самому, а ие диктовались внешними обстоятельствами, сложившимися порядками и могуществом тех, чьи интересы он мог задеть. Для Паскаля существовал лишь один авторитет — божественный, который воспринимался мыслителем как единственный источник авторитета любой власти. И, что особенно важно, божественная истина, согласно Паскалю, отнюдь не всегда присутствует в эдиктах и бреве ее светских и духовных помазанников. Есть авторитет Священного Писания и Священного Предания, но никакой отдельный человек, будь он королем, папой или генералом Ордена иезуитов, не обладает непогрешимостью и потому не имеет права брать на себя функции Бога. Инакомыслие для Паскаля еще не достаточное основание для обвинения в ереси, поскольку не может быть еретиком, например, тот, кто, искренне разделяя догматы веры, неправильно понимает их смысл[441] По вопросу факта могут ошибаться даже церковные соборы, ибо на них заседают не ангелы, а обыкновенные люди. В данном случае Паскаль показывает себя верным последователем Августина: если, поддавшись внешнему влиянию, ты погрешишь против своей совести, то отвечать за это в день последнего суда придется тебе одному; Бог всемогущ, но ответственность за все твое зло — лишь на тебе.