Письма к Луцию. Об оружии и эросе

Неестественное поведение Эврипида, а также совсем необычный вид кинжала заставили меня задуматься. Я знал, что вожатые слонов пользуются особым жезлом несколько выгнутой формы и с заостренным концом, который мы называем stimulus, а греки άρπη, δρέπανον или κυστάς, и поэтому прямой четырехгранный кинжал казался мне совершенно неподходящим для этой цели. Тем не менее, он неизменно будоражил мое любопытство — и впрямь как истории Ктесия в детстве. Я еще раз прочел, что написано об использовании слонов в войнах на Сицилии у Полибия, Фабия Пиктора, Цинция Алимента, Филина и даже у Гнея Невия, а относительно более ранних греко-карфагенских войн — у Филиста, Антиоха и Тимея, но не нашел ничего удовлетворительного. Наконец, мне посоветовали обратиться к знатоку местных историй — некоему Адгарбаалу, проживавшему в Сегесте, куда я и отправился.

Адгарбаал весьма радушно принял меня и охотно поделился своими, действительно, обширнейшими знаниями. Это — один из самородков-эрудитов, которые встречаются порой в провинциальной глуши во всех странах по берегам Внутреннего моря, воистину, словно некие маяки. Как указывает уже само имя, Адгарбаал происходит из старинного карфагенского рода, несколько веков назад обосновавшегося на Сицилии, однако финикийский язык забыл еще его дед. Адгарбаал пользуется нашим языком, но преимущественно греческим. Впрочем, все образованные карфагеняне писали только по-гречески и никто — по-финикийски. Узнав о волновавшем меня вопросе, Адгарбаал тут же отмел все мои рассуждения, основанные на трудах Полибия, Филиста и прочих историков, и обратился, к огромному моему изумлению, чуть было не заставившему меня тут же повернуться и уйти, опять к тому же Ктесию. Впрочем, упомянув все соответствующие места из трудов Ктесия и разобрав их довольно критически, Адгарбаал отметил все присущие Ктесию несуразности, вошедшие в труды более поздних авторов в силу парадоксального авторитета и наивной привлекательности Ктесия. Следующим после Ктесия объектом разбора стал его земляк и еще более отчаянный выдумщик Агафархид, труд которого менее авторитетен, несмотря на еще большую привлекательность необузданного воображения и красочность описаний. Словно заподозрив, что недоверие может бесповоротно выдворить меня из его дома, и, по-видимому, находя в беседе со мной и в моих недоверчивых замечаниях особое удовольствие, Адгарбаал перешел к противоположному, обратившись к чисто зоологическим трудам Аристотеля и Феофраста. Несколько успокоив меня таким образом, Адгарбаал с особым удовольствием и хитринкой в глазах извлек откуда-то свой собственный труд по элефантологии — скорее некий справочник, нежели самостоятельное исследование. В книге Адгарбаала были приведены снабженные довольно остроумными замечаниями все соответствующие места из писателей, непосредственно познакомившихся с Индией во время и вскоре после похода Александра, — Онесикрита (так и не сумевшего освободиться от завораживающего влияния Ктесия), Неарха, Аристобула, Артемидора Эфесского, подлинного зачинателя индологии Мегасфена, из подробных руководств по слоновьей охоте, составленных во времена пылких поклонников этого занятия Птолемея II и Птолемея III, из ценнейшего труда лекаря Мнесифея, осуществившего около 220 лет назад в Александрии вскрытие слоновьего трупа, и других книг, вплоть до «Индии» нашего Александра Полигистора.

Собственно говоря, именно Мнесифей установил, что за затылком у слона, между черепной коробкой и подходящим к ней основанием хребта находится самый жизненно важный нерв, именуемый в элефантологических трактатах, составленных при дворе царя Сандрокотта[233], «нитью жизни». Нерв этот очень тонкий (толщиной в мизинец десятилетнего ребенка), нежный и уязвимый, но в силу общего закона природы, особенно заботливой ко всему, что слабо и уязвимо, прикрыт сверху довольно толстым слоем жира и, естественно, прочной слоновьей кожей. К тому же особые широкие костяные пластины, выступающие по обе стороны от начала хребта и очень близко подходящие к позвоночнику, сводят почти на нет возможность поражения «нити жизни» сверху колющим оружием. Примечательно, что совсем рядом с «нитью жизни», как бы перекрещиваясь с ней у черепной коробки, то есть в том самом месте, куда нужно поразить обреченное животное, проходят железы, выделяющие из отверстий возле ушей особую «любовную жидкость»[234]. У африканских слонов костяные пластины значительно шире, чем у индийских, поэтому добраться к «нити жизни» у африканских слонов практически невозможно, и взбесившихся африканских слонов вожатые убивают, только проламывая им череп, отчего животные умирают мучительной и довольно долгой смертью. Так же поступают в большинстве случаев и с индийскими слонами, за исключением тех случаев, когда вожатому удается вогнать в очень узкое пространство между широкими костяными пластинами тонкий и очень прочный клинок, завершающийся «крыльями бабочки», а затем для верности крутануть эти «крылья», повернув рукоять кинжала.