Письма к Евгении или Предупреждение против предрассудков

Как бы то ни было, вполне допустимо, что и неверующий человек может вести себя дурно, и в этом он, конечно, ничем не отличается от любого святоши. Самые фанатичные приверженцы религии не могут не согласиться, что среди их единомышленников лишь ничтожное число - избранники, достигшие благодаря религии высокой добродетели; на каком же основании священники требуют, чтобы неверие, не опирающееся ни на какие сверхъестественные силы, приносило плоды, которыми, по их же собственным признаниям, не может похвастать религия? Если бы все верующие были людьми добродетельными, религия в своем споре с атеизмом оказалась бы, конечно, победительницей, в особенности если бы все неверующие были людьми безнравственными и порочными. Но что бы ни говорили священники, мы встречаем среди неверующих гораздо больше добродетельных людей, чем среди святош. Хороший характер, разумное воспитание, стремление к спокойной жизни, нежелание заслужить позор и ненависть, благие привычки оказываются совершенно достаточными и гораздо более сильными и реальными стимулами, чем религия, для того, чтобы человек сдерживал пороки и стремился к добродетели. К тому же в отличие от святоши неверующий не знает бесконечных уловок и неисчерпаемых аргументов для оправдания и извинения любых проступков. Ведь верующий всегда может искупить свои преступления; он всегда может найти способы помириться с богом и успокоить свою совесть. Человек же неверующий, совершив дурной поступок, не может примириться ни с обществом, которое он оскорбил, ни с самим собой, если его мучит совесть. Он не надеется на награду в загробном мире и тем более заинтересован заслужить уважение и почет, которыми во всех просвещенных странах пользуются добродетельные, честные и порядочные люди; неверующий тем более старается избежать осуждения общества и всех неприятностей, на которые оно обрекает людей, угрожающих общественному спокойствию и благополучию. Кажется совершенно очевидным, что всякий, следующий законам разума, рассудительнее того, кто доверяет только своему воображению. Совершенно очевидно также, что всякий, кто считается с человеческой природой и с окружающими людьми, неизбежно должен иметь более реальные представления о добре и зле, справедливости и несправедливости, о чести и бесчестии, чем человек, сообразующийся в своем поведении лишь с предписаниями оракулов некоего таинственного бога, служители которого злы, несправедливы, вероломны, постоянно сами себе противоречат, и который часто санкционирует проступки, в корне противоречащие морали и всем нашим представлениям о добродетели. Очевидно, что человек, руководствующийся в своем поведении церковной моралью, будет угождать лишь капризам и прихотям духовенства и окажется, действительно, вредным и порочным, хотя он при этом вполне уверен в своей добродетели. И, наконец, так же очевидно, что, сообразуясь с заповедями и предписаниями религии, человек может быть сколь угодно набожен, не будучи ни хорошим, ни добродетельным. Опыт показывает, что можно слепо придерживаться самых непостижимых догм, проповедуемых священниками, самым тщательным образом выполнять все предписываемые ими обряды, на словах восхвалять все христианские добродетели и на деле быть лишенным всех качеств, необходимых для достижения собственного счастья и для содействия счастью окружающих. Даже сами святые, с которых нам предлагают брать пример, были в высшей степени бесполезны для общества; мы неизменно видим в них фанатиков - либо угрюмых, принесших себя в жертву мрачным доктринам религии; либо деятельных, которые под предлогом служения религии непрерывно возмущали спокойствие народов; либо, наконец, мечтателей, придумавших целые системы, способные сбить с толку и помрачить умы их приверженцев. Всякий святой, обладающий спокойным и уравновешенным характером, печется всегда только о самом себе и в своем благочестивом затворничестве стремится лишь к собственному благополучию; святой же, наделенный от природы деятельным, горячим темпераментом, выступает перед обществом с проповедью пагубных фантазий, требуя удовлетворять претензии церкви, которые он отождествляет с интересами бога.