Письма к Евгении или Предупреждение против предрассудков

Насквозь проникнутая духом обскурантизма и нетерпимости официальная церковь всячески разжигала религиозный фанатизм, преследовала инаковерующих, свирепо пресекала даже малейшие проявления вольнодумства, а тем более - атеизма. Она стремилась уничтожить всякое свободное печатное слово, направленное против светского и духовного деспотизма и против религиозного мракобесия. В ее руках или под ее контролем находились все школы и университеты. Распространяя враждебное науке религиозное мировоззрение, церковь препятствовала развитию научной мысли, прогрессу науки и техники, в котором была так заинтересована революционная в то время французская буржуазия. Церковь в дореволюционной Франции была, как везде и всегда в предшествовавшие столетия западноевропейской истории, "наиболее общим синтезом и наиболее общей санкцией существующего феодального строя". Окружая этот строй, как писал Энгельс, "священным сиянием божественной благодати", церковь была, таким образом, главной силой, стремившейся увековечить "старый порядок". "Прежде чем вступить в борьбу со светским феодализмом в каждой стране в отдельности,- писал Энгельс,- необходимо было разрушить эту его центральную, священную организацию". Необходимо было, следовательно, самым радикальным образом подорвать влияние религиозной идеологии, которая служила господствующим сословиям средством сохранения их власти. В области философской эту задачу идейного разоружения "старого порядка" наиболее последовательно выполнили французские материалисты XVIII века; воинствующие атеисты, они сумели своей острой критикой нанести по религии и церкви удары поистине сокрушительной силы.

Таковы были в самых общих чертах социальные предпосылки того "штурма неба", который предприняли и с громадным для того времени успехом вели просветители из круга Гольбаха и Дидро. Как и всякое другое явление в сфере умственной жизни, их атеизм имел свои идейные предпосылки, прежде всего в творчестве вольнодумцев французского Возрождения - Франсуа Рабле, Бонавентюра Деперье, Мишеля Монтеля и казненного инквизицией Этьена Доле.

В знаменитом романе "Гаргантюа и Пантагрюэль" Рабле дал глубокое критическое изображение феодального общества, с оружием сатиры обрушился на религиозно-схоластические воззрения, создавал идеал нового человека, преодолевающего тесные рамки церковной и феодальной ограниченности и на каждом шагу обнаруживающего свое превосходство в столкновении с мрачными силами средневековья. Правда, в творении Рабле мы находим лишь отдельные нападки на библейские легенды и на христианскую догматику; зато аллегорический "Кимвал мира" его идейного единомышленника Деперье был уже прямым приговором над христианской религией, от которой может ожидать пользу только "самое глупое и несчастное существо в мире". Что же касается лионского издателя-гуманиста Доле, то это был поистине "рыцарь свободомыслия", безбоязненный обличитель церковного обскурантизма, не таивший своего убеждения в ложности догмата бессмертия души. Наряду с другими французскими типографами XVI века Доле издал немало запрещенных вольнодумных книг, в том числе, вероятно, и особенно ненавистную церкви старинную книгу "О трех обманщиках". По-видимому, именно во Франции она подверглась тогда настолько радикальной атеистической переработке, что читатели уже находили в ней прямое отрицание бытия бога. Овеянные духом скепсиса последние части романа Рабле были как бы предвестием "Опытов" (1580) Монтеня, этого, по выражению Ламеттри, "очаровательного эпикурейца", чей обычный вопрос "что я знаю?" ("que saisje?"), когда он относился к религии, означал сомнение во всех ее "истинах". Вместе с тем Монтень нисколько не сомневался в справедливости того атеистического положения, что "наша великая и могущественная мать-природа" есть единственный "приятный, и столь приятный, сколь благоразумный и верный, путеводитель".

Атеистически направленный философский скептицизм Монтеня не доходил, однако, до открытого атеизма. Тем не менее в эпоху жестоких гонений на свободную от церковной опеки мысль скептицизм был удобной формой критики религии и церкви. Недаром вслед за Монтенем им охотно пользовались передовые французские мыслители и в последующем, XVII веке - Ламот Левайе, Сент-Эвремон и Пьер Бейль, на которого нередко ссылались Гольбах и другие энциклопедисты.