Письма из ссылки

ротливой неловкости и беспомощности перед лицом грозных процессов, совершающихся в партии и стране. Этот сановный партиец сказал мне в прощальной беседе, что всю политику ЦК считает правильной, но вот партийный режим не без грехов. Это, мол, верно. А высылка и вовсе возмутительна. Так примерно и сказал: очень храбрый сановник. И то сказать: свидетелей не было. А на вопрос, как же хорошая политика привела к плохому режиму, мой гость ответил, что тут-де отдельные промахи и что "мы" это дело поправим. "Все, решительно все, с кем мне приходилось говорить,-- откровенничал сановник,-хоть и осуждают оппозицию, но возмущены высылками. Мы добьемся их отмены". Я посмеялся "ад своим гостем и, кажись, сказал ему несколько жестких слов, в том же духе, в каком Вы вынудили меня разговаривать с Вами. "Ничего вы не добьетесь, а завтра будете подпевать ссылкам, ибо ничего у вас за душой не осталось". Так оно, разумеется, и вышло.

А от другого "сановника", поменьше, я получил недавно письмо. И этот другой сановник, поменьше, жалуется, видите ли, что я не поддерживаю с ним дружественной переписки; хоть он, мол, со мною и "не согласен", но это, мол, не причина. И тут же переводит речь на то, какие у него перемены по службе, и что Иван Кириллович потолстел и играет на скрипке.

А то еще одна благосклонная сановница передавала с оказией свой совет: люди живут-де один раз, и не нужно всякими оппозициями доводить себя до высылок. Жены бывших якобинцев эпохи Директории рассуждали -- больше, правда, бедрами, чем головою,-- точь-в-точь таким же образом. А скажите вы этой сановнице, которая живет "один раз", что от нее воняет термидором, она вам закатит такую цитату из сочинений Врецкого или Брехецкого, что сам Ярославский придет в умиление.

А теперь еще Вы вот появились, наиболее в своем роде "идейный" и тоже напористый: так сразу и хотите меня исправить Днепростроем. И все вы -- имя вам легион--как будто совсем забываете, что это вы, именно вы, отправили меня и многие сотни моих единомышленников в тюрьмы и ссылку. Скажи вам это в упор, вы сделаете большие глаза. Да, конечно, что-то такое там голосовали; конечно, не протестовали. Но чтобы мы выслали! Нет, это преувеличение. Партийный обыватель предпочитает в таких делах роль Понтия Пилата, благожелательно ковыряющего пальцем в носу. Если сотни превосходных революционеров, идейных, твердых, выдержанных, в большинстве героев гражданской войны, посидели за это время в общих камерах с каз

нокрадами, спекулянтами и со всякой вообще темной сволочью, а сейчас обогревают старые места царской ссылки, так это так, по-вашему, печальное обстоятельство, несовершенство механики, недоразумение, перегиб исполнителей. Нет, шалите, голубчики. Вы за это отвечаете. И еще ответите.

Мы, оппозиция, формируем сейчас новый исторический призыв подлинных большевиков. А вы бесчестной клеветой и репрессиями подвергаете их испытанию, помогая нам производить отбор. Есть такие, что пугаются общей камеры с казнокрадами и спекулянтами. Те "каются", признают свои ошибки, и тем привратники открывают дверь. Что же, это лучший элемент? Это революционеры? Это большевики? А между тем они идут на заполнение тех мест, с которых были сорваны подлинные революционеры. В партии все больше идет отбор приспособляющихся. От оппозиции отходят опустошенные скептики, маловеры, дешевые диплома-ты или просто придавленные семьей люди. Они увеличивают число лицемеров и циников, которые думают одно, а вслух говорят другое. Одни оправдывают это "государственной необходимостью". Другие просто тянут лямку, навсегда отравленные невозможностью высказаться в собственной партии. Тем временем ярославские и прочие могильщики ведут статистику "большевизации". А подлинная рабочая масса, в партии и за ее пределами, духовно отодвигается от аппарата, замыкается в себе, ожесточается. Сталинская фракций сейчас больше всего работает на меньшевиков и анархо-синдикалистов, подготовляя для них почву в пролетариате. Безнадежным делом являются попытки удержать рабочих за аппаратом приемами самокритики раз в год по чайной ложечке. Только оппозиция, смертельно враждебная не только меньшевизму и анархо-синдикализму -- об этом нечего и говорить,-- но и сталинскому центризму и аппаратной казенщине, способна дать большевистское выражение потреб-ностям и настроениям лучшей части рабочего класса и удержать ее под знаменем Ленина.

* * *

Вы, конечно, знаете о деле Малахова, члена ЦКК, который в течение нескольких лет занимался хищениями и взяточничеством на широкую ногу. В семье не без урода, скажете Вы. Это что и говорить. Резонерствующий обыватель всегда в затруднительных случаях прикрывается пословицами. Смею, однако, думать, что ЦКК по замыслу слишком уж высокая семья, чтобы так легко объяснять пребывание