Письма из Ламбарене

Для того чтобы судить о том, какой экспрессии достигает Швейцер-стилист в описании состояния человека или природы, достаточно привести небольшой отрывок главы «Поездка»: «Вода и девственный лес!.. Можно ли передать чувства, которые нас охватили? Кажется, что все это сон. Допотопные ландшафты, которые мы видели где-то на фантастических рисунках, оживают перед нами въяве. Невозможно сказать, где кончается вода и начинается суша. Могучие сплетения перевитых лианами корней вторгаются в реку. Пальмы — высокие и низкорослые, между ними тропические деревья с зелеными ветвями и огромными листьями; отдельные поднявшиеся над всем исполины; обширные заросли кустов папируса выше человеческого роста с большими веерообразными листьями, и среди этой пышной зелени — совсем уже высохшие стволы, одиноко устремленные к небу» (с. 21).

Какими сочными мазками, как красочно переданы Швейцером необычность и мощь африканской природы!

Но Швейцеру-стилисту присуща вместе с тем экономность в употреблении изобразительных средств. Ему свойственны также лаконизм и афористичность. Типичными для его публицистики являются такие, например, обороты: «Человек принадлежит человеку. Человек имеет право на человека» («Mensch gehort zu Mensch. Mensch hat Recht auf Mensch»); «Много воды течет под землей, но не всякий подземный ручей становится источником» («Es flutet viel Wasser unter dem Erdboden, das nicht als Quelle herausbricht»); «Там, где есть сила, есть действие силы» («Wo Kraft ist, ist Wirkung von Kraft»).

Конструкция фразы у Швейцера современна. Он использует неполные и назывные предложения. В круг образов Швейцер смело вводит материал, широко предоставляемый современной наукой и техникой.

В «Письмах из Ламбарене» Альберт Швейцер достиг осуществления того важного художественного принципа, за реализацию которого он ратовал в своем классическом труде о Бахе, — единства этического и эстетического начал. В книге Швейцера все рассмотренные нами художественно-изобразительные средства подчинены единой цели — показу доброго дела, изображению торжества в человеке человеческого начала.

VI

Художественно-публицистическое творчество Альберта Швейцера уже принадлежит истории. Самое значительное в нем — «Письма из Ламбарене» — также стало классикой. Но и сегодня это произведение привлекает читателей и переводится на многие языки народов мира.[140]

Секрет неувядаемой молодости книги Альберта Швейцера прост: она учит людей мужеству и доброте, высокому и простому умению жить интересами и заботами человечества.

Привлекает читателей и фигура автора — врача, мыслителя-гуманиста, борца за мир. В поистине энциклопедической деятельности Альберта Швейцера время открывает все новые и новые грани.

В 1975 г. прогрессивное человечество отмечало столетие со дня рождения Швейцера. К этой дате исследователи жизни и творчества мыслителя приготовили немало находок, сделанных в архивах США, ФРГ, Франции. Из книги Бенедикта Виннубста мы узнали о том, сколь глубоким было влияние Швейцера на атомную политику различных правительств.[141] Мы знаем, что больница доктора Швейцера действует и процветает, что его примеру последовали десятки молодых врачей, добровольно отправившихся в самые отдаленные утолки нашей планеты.

Знаменитый кубинский революционер Че Гевара еще на студенческой скамье решил посвятить свою жизнь страждущим. Получив диплом врача, он предполагал поехать в джунгли Амазонки и так же, как Альберт Швейцер, работать в лепрозории. Это свое намерение он осуществил и некоторое время лечил прокаженных, не боясь заразиться, братски сочувствуя этим отверженным страдальцам.

Беседуя с Че Геварой, советский писатель Борис Полевой задал революционеру вопрос, «кого он считает самым большим человеком XX века.

— Ленин, конечно... Но Ленин не в счет. Такие родятся раз в тысячелетие, — задумчиво произнес он. И вдруг сказал:

— Альберта Швейцера... Он с юных лет был для меня примером. Когда студентом я был на Огненной земле на эпидемии, я всюду возил с собой его портрет».[142]

Служение Швейцера людям получило высокую оценку виднейших деятелей науки и культуры нашего века. Альберт Эйнштейн говорил о своем давнем друге так: «Я не знаю, есть ли другой человек, в котором так же идеально сочетались бы доброта и стремление к прекрасному, как у Альберта Швейцера». Гением человечности называл Швейцера Стефан Цвейг, великим эльзасцем — Ромен Роллан. Вальтер Ульбрихт, обращаясь к А. Швейцеру, подчеркивал: «В нашем социалистическом государстве, Германской Демократической Республике, стремимся мы к тому, чтобы осуществить благоговение перед жизнью со всеми его общественными последствиями».[143]

Лауреат международной Ленинской премии Мартин Лютер Кинг, узнав о смерти Швейцера, писал: «С кончиной Альберта Швейцера исчезла одна из самых ярких звезд на нашем небосводе. Его долгий и богатый трудами жизненный путь ученого и подвижника во имя человечности стал героической поэмой XX столетия».[144]