Письма. Часть 2

А поэт — Вы — больничную палату берете в кавычки. И Вы думаете я ему — верю??

О Вашей болезни („так может длиться годами, десятилетиями…“) я Вам напишу отдельно, я об этом непрерывно думаю — и тут нужно что-то решить раз-навсегда.

Но так как я Вам каждый день обещала — радость (а письмо невольно вышло серьезное) — вот стихи, единственное достоинство которых — тождество с бывшим (и сущим во мне каждый день и час моей жизни).

До завтра!

М.

Снеговая тиара гор —
Толыо бренному лику — рамка.
Я сегодня плющу — пробор
Провела на граните замка.

Я сегодня сосновый стан
Догоняла на всех дорогах.
Я сегодня взяла тюльпан —
Как ребенка за подбородок.

МЦ

16-го — 17-го августа 1936 г.

Савойя.

Женева, 3-го сентября 1936 г.

— Может быть только во времена Герцена и Огарева и их Наташ[1897] с такой горечью из Швейцарии — в Швейцарию же — посылались приветы

МЦ.

3-го сентября 1936 г.

кажется — четверг.

С(ен) — Пьер — Женева

Я сама хотела бы быть этой курткой: греть, знать, когда и для чего — нужна.[1898]

МЦ.

3-го сент<ября> 1936 г.

МОЯ ЖЕНЕВА

Вчера, после женевской поездки, я окончательно убедилась в полнейшей безнадежности нашего личного свидания. — И вдруг мне вспомнилось странное по жестокости слово совсем молодого Государя — земцам, кажется: — Не смейте мечтать. (И — посмели.)[1899] Итак, я после вчерашней поездки поняла, что не смею и мечтать. Теперь слушайте внимательно, ибо во мне, как Вы уже могли заметить, живет тот самый пастернаковский — Всесильный бог деталей[1900] — и я бы себя определила как некоего „miniaturiste en grand“ et même — en géant — et même en immense.[1901]

Итак, накануне меня запросили: — Хотите завтра в Женеву? — И я сказала да, п. ч. у меня были для Вас вещи, и я не хотела отправлять через чужие руки — чтобы другой писал квитанцию. И — одинаково главное, ибо я не эгоист — хотела показать Муру Женеву, т. е. дать ему возможность, в близком уже, классе его — хвастаться.

На другое утро — и целое утро — занималась упаковкой Ваших посылок и приведением нас с Муром в более или менее швейцарский вид. Жду машины с 10 ч. и — со страхом: башмаки еще не начищены, identité[1902] еще не вынуто, Мур еще не мыт — и т. д. Но 10 ч. — 11 ч. — 12 ч. — машины нет. Вылезаю из своей пещеры — в сад, наведаться. Хозяйский сын (тот, что пишет о Радищеве, — мой умственный дpyг)[1903] — M И<вановна>, Вы с Муром одни поедете в Женеву — ни мама ни Вера[1904] не едут. — Тогда я не поеду — ибо я в Ж<еневе> ничего не найду — ни даже озера — а если найду, то там и останусь и уже во всяком случае не найду машины. Что я буду делать одна, да еще с Муром, в чужом городе, без паспорта и будучи мной?? Бегу оповещать Мура. Он — убит, но не показывает. Но как всегда в моей жизни — я-то приняла всерьез — да еще в какой, а — оказывается, так, слова, неопределенность. Иду к хозяйке и слегка уговариваю (знаю одно: мне нужно отправить вещи!). Она неопределенно отказывается и соглашается. А уже — час, уже обед (бесконечный), — уже два, автомобиля — нет. Словом, чтобы не изводить Вашего внимания и зрения зря — машина приехала в 4 ч. (вместо 10 ч.!) — ее заказывали по телефону через почту и произошла путаница — а выехали мы — со всеми сборами — в 41/2 ч. Дорога дивная, но я думаю о своих пакетах, уже совсем готовых и надписанных.