Письма. Часть 2

Кроме того, напоминаю. Психея единственная из моих книг — СБОРНИК, т. е. составлена мной по примете чистого и даже женского лиризма (романтизма) — из разных времен и книг. Она — не этап, а итог. В нее напр<имер> не вошла вся моя тогдашняя — русская, народная стихия — а как бывшая!

Просто — Гржебин[1343] в Москве 1921 г. заказал небольшую книжку. Я и составила Психею, выбрала се из огромного неизданного) материала 1916 г. — 1921 г. Выделила данную, эту, такую себя. (Из меня, вообще, можно было бы выделить по крайней мере семь поэтов, не говоря уже о прозаиках, родах прозы, от сушайшей мысли до ярчайшего живописания. Потому-то я так и трудна — как целое, для охвата и осознания. А ключ прост. Просто поверить, просто понять, что — чудо.)

Принять.

<Приписка на полях слева:>

О статье в Нови напишу непременно, не напоминайте и не торопите: за мной ничто не пропадает.

<Приписка на полях сверху, вверх ногами:>

Хорошо, что мы в Вашем сне гуляли, т. е. ходили. Сижу я только, когда пишу, а с человеком это для меня нестерпимая тяжесть. Я всегда из дому — увожу.

26-го февраля 1935 г.

Vanves (Seine)

33, Rue J. В. Potin

Милый Юрий Иваск,

Пишу вам нàспех — это письмо совсем не то — но те письма так и остаются, и корреспондент не получает ничего — кроме обиды.

Пишу Вам среди рукописи — даже-сей — целых трех! — о Гронском, которые должна слить — сбить — в одну. Одна была для П<оследних> Нов<остей> (не взяли, т. е. заваляли — и я взяла), другая для сербского «Русского Архива» (мы с Гронским — в архив! Si jeu-eunes[1344] Он — éternellement, но я, кажется — тоже — éternellement[1345]…), а третья — собственные мысли. Всё это буду читать 10-го, в Salle de Géographic — его и моим друзьям. Это — моя единственная гласность. М. б. — потом — возьмет Сербский Архив — по-сербски. По-русски мне о Гронском сказать не дали.

_______

Наспех — ответ:

Vanves — banlieue[1346] — пригород, в 15 мин<утах> ходу от последнего парижского метро. Развалина — 200 лет — каштан в окне — я.

Н<иколай> П<авлович> трагически погиб (случайность), но никаких «трагических» обстоятельств не было, — в полном цвете и силе. Обо всем этом — пишу, а Вы — не прочтете.

Вы первый сказали «сын Цветаевой». Первый — осознали. Спасибо. Георгий (материнская транскрипция) — Мур — родился 1-го февраля 1925 г., в воскресенье, в полдень — в чешской избе — в метель — в синем пламени загоревшегося спирта.

В меня: квадратом плеч, крупной головой, упорством, мыслью, словесной, верней — филологической одаренностью и математическим ничтожеством (первый во всем, кроме) — и более всего в меня — тем, что — в себя.

Обрываю. Пишите.

МЦ.

8-го марта 1935 г., пятница

Vanves (Seine)

33, Rue J. В. Potin

Читая Ваше последнее письмо, я с третьей строки вслух сказала: —Умник! (Мур: — Кто? Я? — Нет, он. — Кто? — Иваск. — Что-о-о?) — и еще раз: — Умник! — и еще, и еще. Ваше письмо читалось под вслуховой припев — «Нарцисс» Вы или нет (какая пошлость! 1) брать нарцисс — цветок — и миф — в кавычки, подразумевая им нечто недоброкачественное, развоплощать его — тáк. Ва<ша> пока, по мне, единственная погрешность — безвкусия <, в> котором всегда винили меня и которым я совсем <не> грешу — итак, самовлюблены Вы или нет, но —<несколько> перестроим фразу:

— Во всех Ваших писаниях — ко мне и, вообще, мне известных — если хотите — сознание своей силы, знание себе цены, радость своему уму, но самолюбования (влюбленности) во всей русско-интеллигентской земск<ой> и врачебной осуждающей невылазной бездарной чеховщине этого слова — нет. Самолюбуются все молодые парижские (пражские, варшавские, а также и царёвококшайские)[1347] поэты: бездари; самолюбуется, нап<ример> — Поплавский — предельный пошляк. Самолюбуются — когда нечем.

А не знать себе цены, зная цену всему остальному (особенно — высокому!), из всего ценного не знать цены именно себе — это какая-то местная слепость или корыстнейшее лицемерие. Все настоящие знали себе цену — с Пушкина начиная. (До Пушкина! Или, м. б. — кончая, ибо я первая после Пушкина, кто так радовался своей силе, так — открыто, так — бескорыстно, так — непереубедимо!). Цену своей силе. Свою силу (Не свою!).

«Я — последний из последних» есть предательство и чернейшая неблагодарность. (Не понимаю Серафима Саровского[1348] и вообще ни одного смиренного святого. Понимаю А<постола> Павла — Il faut obeir à Dieu plutôt qu’aux hommes.[1349]).[1350] Если красавица невинно уверяет Вас, что она не красавица — она слепая. Или кокетка. Или дура. То же об уме. Не то же, ибо ум есть прежде всего зрячесть. Умный, не видящий своего ума только потому что это он — дурак. (Красавица же остается красавицей.)

Ум (дар) не есть личная принадлежность, не есть взятое на откуп, не есть именнòе. Есть вообще — дар: во мне и в сосне. И какая мелочность — не радоваться ему, п.ч. он у тебя под черепом! Какое себялюбие! Какое сведение всего к только-сему.

Нельзя не знать своей силы. Можно только не знать ее пределов. Нельзя их знать.