Письма. Часть 2

Прежде всего и во всем: мой инстинкт всегда ищет и создает преграды, т. е. я инстинктивно их создаю — в жизни, как и в стихах.

Итак, по-своему, я была права.

Дальше: нас с Вами связывают узы родства. Вы ведь любите Россию и Пастернака; и, главное, Рильке, который не поэт, а сама поэзия.

Пишу все это, чтобы сообщить Вам, что я с большим удовольствием приду в этот вторник к 4 ч. на 12, rue de Seine.

До свидания, дорогой господин Вильдрак. Вам решать, хотите ли Вы меня видеть. Если бы я не послала Вам рукопись, я бы испытывала по отношению к Вам ту же свободу, что и по отношению к Вашей книге: àme à àme[1286] (восхищаетесь этими тремя а!), но — мне неловко, что я попросила Вас ее прочитать, и поэтому буду молчать, пока не заговорите Вы.

МЦ.

Р. S. Присланный Вами милый стишок о тетушке, которая, подметая пол, нашла апельсин, полон смысла и солнца; солнечное воскресенье, вощеный паркет, апельсиновый апельсин… и сама тетушка в чепце, смахивающем на фригийский колпак[1287]… но меня понесло, и Вы уже морщитесь!

Р. S. Мой Жако незнаком с псалмами, ибо он — истинный язычник и сын язычников, к тому же ходит в коммунальную школу, а не к г<осподи>ну кюре.

Только рифма (необходимость срифмовать ученую собаку) превратила его в «крещеного». Как всегда, «в начале было слово», что до самой собаки, вернее — пса, то он действительно существует, с чего мне и следовало начать. Это — Зиг; ученый или нет, он шастает по помойкам.

ИВАСКУ Ю. П

Меudon (S. et О.)

2, Avenue Jeanne d'Arc

7-го ноября 1930 г.

Многоуважаемый Г<осподи>н Иваск,

Письмо и «Русский Магазин»[1288] получила. Участвовать согласна. Условия (2 фр. строка) подходят. Прилагаю стихи.

Большая просьба: так как я сейчас крайне нуждаюсь (это говорят все — всегда — но есть разные степени этой крайности, говорю о крайней) сделайте все, что можете, чтобы немедленно выслать мне гонорар, этим Вы меня не только выручите, а — спасете.

О стихах. Если можно — пришлите корректуру, вышлю обратной почтой, если никак не возможно — правьте сами, очень прошу, сохраняя все мои знаки, особенно в последнем стихотворении, где всё на знаках.

А вот это > обозначает промежуток между строками. (Когда нет — в строчку). В двух первых стихотворениях — легко, ибо идут четверостишьями. Словом, мой текст очень ясен, всё дело в корректуре.

Итак, еще раз — горячая просьба о срочном гонораре и, по возможности, корректуре.[1289]

Всего лучшего

Марина Цветаева

<Приписка на полях:>

Журнал приветствую.

4-го апреля 1933 г.

Clamart (Seine)

10, Rue Lazare Carnot

Многоуважаемый Г<осподи>н Иваск,

Написать Вам исчерпывающее письмо в ответ на Ваше — было бы отказаться от всякого: знаю себя, — стала бы, как всегда, когда пишу — что бы ни писала — добиваться формулы, а время бы шло, а его у меня вообще нет — ни на что — и в конце концов — очень далеком конце очень далеких концов — получилась бы лирическая статья, вернее очередная моя лирическая проза, никому здесь не нужная, а до Вас бы — за стыдом такого запоздания — и физически бы не дошедшая.

Раскрываю Вашу статью[1290] и записываю на полях все непосредственные отзвуки и реплики.

Вы говорите, я — прерываю.

— Тáк?

_______

Стр. I — Блистательное определение писательского слога (и словаря) Шишковым.[1291] Эти строки я ощущаю эпиграфом к своему языку.

Стр. II (низ) — Под влиянием В<ячеслава> Иванова не была никогда — как вообще ни под чьим.[1292] Начала с писания, а не с чтения поэтов.

Стр. III — М. б. Вам интересно будет узнать, что оба Георгия — кузминский и мой — возникли одновременно и ничего друг о друге не зная.[1293] С Кузминым у меня есть перекличка, только он отродясь устал, а с меня хватит еще на 150 миллионов жизней. Федры Кузмина не читала никогда.[1294] Источники моей Федры — вообще всей моей мифики — немецкий пересказ мифов для юношества Густава Шваба. Верней (источники-то я сама, во мне) — материалы. Равно как материалы Царь-Девицы и Молодца — соответствующие сказки у Афанасьева.

Стр. III (оборот) — Эренбург мне не только не «ближе», но никогда, ни одной секунды не ощущала его поэтом. Эренбург — подпаденис под всех, бесхребтовость. Кроме того: ЦИНИК НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ПОЭТОМ.

Стр. III (оборот) — ОЧЕНЬ ВАЖНОЕ. Психея[1295] совершенно не важна для уяснения моего поэтического пути, ибо единственная из моих книг — не этап, а сборник, составленный по приметам явной романтики, даже романтической темы. Чуть ли не по руслу физического плаща. В том же 16 г. у меня были совершенно исступленные стихи (и размеры), от которых у меня сейчас волосы дыбом.

Стр. IV — Ничего не поняла из «Сложных метров», как никогда не понимала никакой теоретики, просто — не знаю, правы ли Вы или нет. Пишу исключительно по слуху. — Но вижу, что работу Вы проделали серьезную.[1296]