А что в этом смысле сказано, послушай Апостолов, которые последуют законодателю и говорят: не можем мы, яже слышахом и видехом, не глаголати (Деян.4:20). Итак, что же? Неужели не могли молчать? Без сомнения, могли. Посему, что же хотели сим сказать? Невозможно, неприлично предавать молчанию то, что обязаны мы громко и ясно проповедать. И Иудеи (а свидетельство врагов, конечно, стоит уважения) говорили: яко убо нарочитое знамение бысть яве, и не можем отрещися (Деян.4:16), речением: не можем означая: не имеем права. И Апостол говорит о Боге и Отце: в нихже не возможно солгати Богу (Евр.6:18), не в немощи какой обвиняя вседержительную Силу, но изображая величайшую силу, а именно то, что Отец Истины не доступен лжи.
И в другом месте, подкрепляя ту же мысль, сказал: аще не веруем, Он верен пребывает: отрещися бо Себе не может (2 Тим.2:13). Ибо и сие есть доказательство не немощи, но все превосходящей силы, с которою несовместимо отречение Божественного естества от Себя Самого. Если же надлежит привести свидетельство и Самого Спасителя, изречение Которого еретики стараются толковать злонамеренно, то слушай, что говорит Он: не могут сынове брачнии поститися, дондеже жених с ними есть (Мк.2:19), то есть сие не позволительно, не прилично, не пристойно им, не допускается, не признается сообразным. А поскольку в таком смысле сказано сие, то видна спасительная цель.
И это: не может Сын о Себе творити ничесоже (Ин.5:19), — не немощь Его выражает, но величайшую силу, а именно то, что невозможно и допустить, чтобы Сын творил что–либо противное Отцу. Поскольку подозревали Его Иудеи в том, что Он противник Богу и присваивает Себе чужую славу, то сказал это, как бы так говоря: «Не думайте, что творю что–либо против воли Отца, этому и быть невозможно. Не свойственно мне творить что–либо вопреки Его намерению. Ни с чем не сообразно, чтобы Я воспротивился Отцу». И что сие он подразумевает, явствует из сказанного нами выше, видно же и из великого смирения, с каким выразился Он. Ибо что изрек? Не может Сын о Себе творити ничесоже.
Если бы сказал: «иное творит о Себе, а иное — не о Себе», то, может быть, не нелепо было бы понимать, что сказал это по немощи. Если же изрек, что не может творити ничесоже, то сие самое даже и тех, кому не хотелось бы уразуметь что–либо возвышенное и благородное, понуждает обратиться к понятию боголепному и достойному оной Божественной Сущности. Понуждает сказать себе самим: ничесоже творит о Себе, однако же Он сотворил самое великое дело, — то, что составляет главизну всех благ, о чем болезновали патриархи, что предрекали Пророки, чему изумлялись небесные сонмы. И сосуд избранный, сокровищница Божественных таин, тайноводитель проповеди взывает, говоря: иже во образе Божии сый, не восхищением непщева быти равен Богу, но Себе умалил, зрак раба приим (Флп.2:6.7).
Ничесоже творит о Себе, однако же Сам ясно взывает: и Сын, ихже хощет, живит (Ин.5:21). Ничесоже творит о Себе, однако же похвалил сотника, который свидетельствовал об Его самодержавной силе и власти, подтверждая его мнение, чтобы признавали сказанное не только решением сотника, но и определением Самого Спасителя. А прокаженному, который громогласно исповедал, что Он может творить, и в ясных словах просил только о том, чтобы Он восхотел: аще хощеши, можеши мя очистити, — тем явственно приписав Ему совершенную власть, Господь, ответствовал подтверждая его мнение Своим решением: хочу, очистися (Мф.8:2.3).
Ничесоже творит о Себе, однако же Хананеянке сказал: буди тебе, якоже хощеши (Мф.15:28), воспретил ветру и морю, отверз очи слепому, возвратил крепость расслабленному, воздвиг Лазаря. Но если бы покусились мы представить все, возвещающее о власти Сына, то, хотя и захотели бы кончить, не возмогли бы, может быть. Потому, оставив это, сделаем заключение, судя по себе самим. Ничесоже творит о Себе, однако же мы, ничтожнее которых ничего и быть не может, многое делаем сами по себе: и порока избегаем, и идем во след добродетели. А если бы не сами по себе это делали, то несправедливо было бы нам терпеть наказания, греша, и получать венцы, преуспевая.