Читаем Письма 1926 года полностью

Первым и непосредственным откликом Цветаевой на смерть Рильке было стихотворение «Новогоднее», о котором она писала Пастернаку, называя его «Письмом». Пастернак получил его только через год, когда вместе с поэмой «С моря» его привезла из Парижа А. И. Цветаева. Это — своеобразный реквием, «плач» по Рильке. При чтении этих стихов невольно возвращаешься памятью к реальным событиям, отраженным в последних письмах Рильке и Цветаевой. Однако степень творческого перевоплощения реальности — поразительная. Недаром Цветаева писала о себе: «Я не люблю жизни как таковой, для меня она начинает значить, т. е. обретать смысл и вес — только преображенная, т. е. в искусстве» [449].

НОВОГОДНЕЕ

С Новым годом — светом — краем — кровом!

Первое письмо тебе на новом

— Недоразумение, что злачном —

(Злачном-жвачном) месте зычном, месте звучном,

Как Эолова пустая башня.

Первое письмо тебе с вчерашней,

На которой без тебя изноюсь,

Родины, теперь уже с одной из

Звезд... Закон отхода и отбоя,

По которому любимая любою

И небывшею из небывалой.

Рассказать, как про твою узнала?

Не землетрясенье, не лавина.

Человек вошел — любой — (любимый —

Ты.) — Прискорбнейшее из событий.

В Новостях и Днях [450]. — Статью дадите?

— Где? — В горах. (Окно в еловых ветках.

Простыня.) — Не видите газет ведь?

Так статью? — Нет. — Но... — Прошу избавить.

Вслух: трудна. Внутрь: не христопродавец.

— В санатории. (В раю наемном.)

— День? — Вчера, позавчера, не помню.

В Альказаре [451] будете? — Не буду.

Вслух: семья. Внутрь: всё, но не Иуда.

С наступающим! (Рождался завтра!) —

Рассказать, что сделала узнав про...?

Тсс... Оговорилась. По привычке.

Жизнь и смерть давно беру в кавычки.

Как заведомо-пустые сплёты.

Ничего не сделала, но что-то

Сделалось, без тени и без эха

Делающее!

Теперь — как ехал?

Как рвалось и не разорвалось как —

Сердце? Как на рысаках орловских,

От орлов, сказал, не отстающих,

Дух захватывало, — или пуще?

Слаще? Ни высот тому, ни спусков,

На орлах летал заправских русских —

Кто [452]. Связь кровная у нас с тем светом:

На Руси бывал — тот свет на этом

Зрел. Налаженная перебежка!

Жизнь и смерть произношу с усмешкой

Скрытою — своей ее коснешься!

Жизнь и смерть произношу со сноской,

Звездочкою (ночь, которой чаю:

Вместо мозгового полушарья —

Звездное!)

Не позабыть бы, друг мой,

Следующего: что если буквы

Русские пошли взамен немецких —

То не потому, что нынче, дескать,

Всё сойдет, что мертвый (нищий) всё съест —

Не сморгнет! — а потому что тот свет.

Наш, — тринадцати, в Новодевичьем

Поняла: не без-, а все-язычен.

Вот и спрашиваю не без грусти:

Уж не спрашиваешь, как по-русски

Nest [453]? Единственная, и все гнезда

Покрывающая рифма: звезды.

Отвлекаюсь? Но такой и вещи

Не найдется — от тебя отвлечься.

Каждый помысел, любой Du Lieber [454],

Слог в тебя ведет — о чем бы ни был

Толк (пусть русского родней немецкий

Мне, всех ангельских родней!) — как места

Несть, где нет тебя, нет есть: могила.

Всё как не было и всё как было.

— Неужели обо мне ничуть не? —

Окруженье, Райнер, самочувствье?

Настоятельно, всенепременно —

Первое видение вселенной

(Подразумевается, поэта

В оной) и последнее — планеты,

Раз только тебе и данной — в целом!

Не поэта с прахом, духа с телом,

(Обособить — оскорбить обоих)

А тебя с тобою, тебя с тобою ж,

— Быть Зевесовым не значит лучшим —

Кастора — тебя с тобой — Поллуксом.

Мрамора — тебя с тобою, травкой,

Не разлуку и не встречу — ставку

Очную: и встречу и разлуку

Первую.

На собственную руку

Как глядел (на след — на ней — чернильный

Со своей столько-то (сколько?) мильной

Бесконечной ибо безначальной

Высоты над уровнем хрустальным

Средиземного — и прочих блюдец.

Всё как не было и всё как будет

И со мною за концом предместья.

Всё как не было и всё как есть уж

— Что списавшемуся до недельки

Лишней! — и куда ж еще глядеть-то,

Приоблокотясь на обод ложи,

С этого — как не на тот, с того же

Как не на многострадальный этот.

В Беллевю живу. Из гнезд и веток

Городок. Переглянувшись с гидом:

Беллевю. Острог с прекрасным видом

На Париж — чертог химеры гальской —

На Париж — и на немножко дальше...

Приоблокотясь на алый обод

Как тебе смешны (кому) «должно-быть»,

(Мне ж) должны быть, с высоты без меры.

Наши Беллевю и Бельведеры!

Перебрасываюсь. Частность. Срочность.

Новый Год в дверях. За что, с кем чокнусь

Через стол? Чем? Вместо пены — ваты

Клок. Зачем? Ну, бьет — а при чем я тут?

Что мне делать, в новогоднем шуме

С этой внутреннею рифмой: Райнер — умер.

Если ты, такое око, смерклось,

Значит жизнь не жизнь есть, смерть не смерть есть.

Значит — тмится, допойму при встрече! —

Что ни жизни нет, ни смерти, — третье.

Новое. И за него (соломой

Застелив седьмой — двадцать шестому

Отходящему — — какое счастье

Тобой кончиться, тобой начаться!)

Через стол, необозримый оком,

Буду чокаться с тобою тихим чоком

Сткла о сткло? Нет — не кабацким ихним:

Я о ты, слиясь дающих рифму:

Третье.

Через стол гляжу на крест твой.

Сколько мест — загородных, и места

Загородом! и кому же машет

Как не нам — куст? Мест — именно наших

И ничьих других! Весь лист! Вся хвоя!

Мест твоих со мной (твоих с тобою).

(Что с тобою бы и на массовку —

Говорить?) что — мест! а месяцов-то!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии