Письма, 1926-1969

То, что Вы пишете о «нашей» проблеме⁴, меня очень тронуло. Конечно, мы не привыкли подчиняться – хвала и слава Богу. Здесь все новости о евреях – новости для первой полосы, в первую очередь, конечно, в Нью-Йорке, но это никак не улучшает положение дел. Я была очень рада, что Вы возразили мужу против «Я и есть Германия»⁵. (Надеюсь, он не станет упрекать меня в этом. Я не вспоминаю ни о чем, связанном с Германией, кроме него. Ни о чем живом, и искушение считать его Германией для меня очень велико.) Он, на мой взгляд, не может быть Германией, потому что куда важнее быть человеком. Германия – не один человек, это либо немецкий народ, каким бы он ни был, либо историко-географическое определение. А мы пока не можем предать его истории – у тех, кто придет нам на смену, для этого будет достаточно времени и возможностей. Но как все же возможно быть евреем там, в том мире, где о «нашей» проблеме, то есть о наших умерших, никто даже не заговаривает. Мне только хотелось бы, чтобы подобное было возможно.

Я счастлива, что передача посылок удалась. К сожалению, у меня до сих пор нет нового адреса Джо Майера, он мне очень нужен. В этом месяце все три посылки для Вас я отправила Ласки. Мне не очень по душе отправлять так много на один адрес. Может быть, неподалеку от Вас живет какой-нибудь знакомый солдат, так было бы надежнее. Мы очень обеспокоены непрерывным ухудшением ситуации с продовольствием. Может быть, Вы могли бы написать, подходит ли то, что я отправляю, или теперь Вам необходимо что-то другое? На следующей неделе я снова отправлю посылки для Марианны Вебер и Штернбергера. Майер по-прежнему отважно пересылает мне все письма, что получает из Гейдельберга. Возможно, Вы могли бы попросить Марианну Вебер составить список того, что она хотела бы получить от меня. Одновременно с этим письмом я напишу Ласки и Майеру, что мне нужны запросы от всех троих получателей. Наше почтовое отделение очень все усложняет.

Каждый раз, получая Wandlung, я невероятно счастлива. Второй номер мне прислал Гуриан⁶. Теперь я с нетерпением жду книгу о виновности, хотя еще сильнее жду книгу об истине. Вы слышали о «Смерти Вергилия» Броха⁷? Это выдающаяся литература, на мой взгляд, величайшее произведение, написанное на немецком языке, со времен Кафки. Броху удалось объединить спекуляцию и поэтику таким образом, что спекуляция и сама становится сюжетом, захватывающим сюжетом, каким и является сама по себе. Мне книга пришлась очень по душе, ведь помимо прочего, она на глубочайшем уровне близка философии «профессора» и к тому же вернула мне веру в живую возможность развития и очарование немецкого языка. Брох – еврей, как и Кафка, как и Пруст. Нас уже не исключить из великого, плодотворного развития современной западной культуры. Ни убийствами, ни дешевой журналистикой, которые мы теперь, как и прежде, производим в избытке. Брох сказал мне, что «Вергилий» будет опубликован в Швейцарии, а это значит, что Вы вскоре сможете найти его и в Германии – это важно и для Wandlung. Если не удастся, я пришлю Вам экземпляр.

Стоит ли писать, как я беспокоюсь о здоровье Вашего мужа? Я была бы очень благодарна, если бы Вы держали меня в курсе. Я надеюсь, жизнь стала немного спокойнее. Затишье, вероятно, может быть крайне мучительно, хотя настоящее затишье и невозможно, ведь всегда остаются незавершенные дела, даже когда вовсе этого не ожидаешь. Это письмо, конечно, адресовано вам обоим, оно отправлено на Ваше имя, чтобы избежать ненужных дополнительных забот (боже, как бы мне хотелось приехать, знаменитая пара крылышек⁸ у нас уже есть, недостает только документов).

Не пишите, если у Вас нет на это времени. Или всего пару слов.

От всего сердца

Ваша

Ханна Арендт

1. Речь идет о письме 37 и письме от 17 апреля 1946 г., написанном Гертрудой Я. Х. А. – в котором содержится приписка от Я.:

«Дорогая и уважаемая!

Передаю лишь привет и благодарность. Надеюсь, Вы уже успели получить письмо, отправленное через Ласки. Скоро напишу еще. Американский друг [Ласки] хочет прихватить это письмо, ждет, поэтому тороплюсь!

Ваш Карл Ясперс».

2. Об этом в упомянутом выше письме писала Гертруда Я.

3. Вальтер Беньямин (1892–1940) – во время парижской ссылки дружил с Х. А., которая хотела помочь ему с эмиграцией (см. письмо от Вальтера Беньямина Герхарду Шолему от 8 апреля 1939 г.: Benjamin W. Briefe. Hrg. v. Scholem G., Adorno T. 2 Bd. Frankfurt a.M.: 1966, p. 810).

4. Намек на следующий пассаж из письма Гертруды Ясперс от 17 апреля 1946: «„Наша“ проблема здесь никогда не обсуждается, кажется, ее здесь считают непристойной. Я могу поговорить об этом только с американскими друзьями, в особенности с эмигрантами. Безграничную нужду во всей Германии, разумеется, можно считать оправданием, но для меня недостаток человеческого тепла лишь увеличивает разрыв».

5. Намек на следующий пассаж из того же письма: «Муж после 1933-го часто говорил мне: „Труде, я и есть Германия“, – мне это показалось слишком простым».