Пища богов

Перемена совершалась постепенно в течение двадцати лет. Она, конечно, замечалась, но для большинства не была внезапной и не могла ошеломить. Только одному человеку результаты двадцатилетнего влияния «Пищи богов» на мир открылись сразу, внезапно, в один день. Нам очень полезно будет пережить вместе с ним этот день и увидеть то, что он видел.

Этот человек был преступник, присужденный к пожизненному тюремному заключению (за какое преступление — это нас не касается), но получивший прощение по прошествии двадцати лет. В одно прекрасное летнее утро этот несчастный, ушедший из общества двадцатитрехлетним молодым человеком, вновь перешел от дисциплины сурового и однообразного труда к ослепляющей суете свободы. На него надели платье, от которого он давно уже успел отвыкнуть, обрили отросшую за время заключения бороду и выпустили на свет как новорожденного ребенка, крайне беспомощного и совершенно не знакомого с окружающим миром. К счастью, у него нашелся родной брат, оставленный когда-то бедным мальчиком, а теперь выросший в представительного, бородатого и зажиточного джентльмена. Также к счастью, брат этот не только не отвернулся от него, но даже сам явился за ним в тюрьму и дружески, от всего сердца, обнял его во имя общих воспоминаний о родительском доме. Оба приехали в Дувр и рука об руку шли теперь по улицам этого города, мало разговаривая от избытка ощущений.

На то время, которое оставалось до лондонского поезда, они зашли посидеть в ресторан и там наконец заговорили о прошлом.

Вернувшийся к свободной жизни расспрашивал своего брата о судьбе родственников и знакомых, строил планы на будущее, — одним словом, разговор шел о таких вещах, которые нас совсем не касаются, так как мы хотим только взглянуть на перемены, совершившиеся в мире за двадцать лет, глазами человека, который увидел их сразу…

Только проехав Факстон, оказался он способным позабыть на время свои личные переживания и обратить внимание на то, что его окружало. Высунувшись из окна, он грелся на солнышке, беспрестанно повторяя:

— Ах, как хорошо! Давно не было такой хорошей погоды.

Вот тут-то впервые ему и бросилось в глаза, что не все в природе сохранило свои размеры.

— Вот те на! — воскликнул он, садясь и впервые проявляя веселое оживление. — Посмотрите-ка, какой лопух растет вон на том холмике вместе с дроком! Прежде, кажется, такого не бывало. Или я позабыл?

Но это был действительно лопух, только гигантский, и рос он не среди кустов дрока, а просто в гигантской траве, в которой, между прочим, как раз в эту минуту копошилась рота английских солдат в красных мундирах, производя ученье по уставу, пересмотренному после войны с бурами. В гигантской траве солдаты эти производили впечатление букашек кошенили, во множестве бегающих между колосьями пшеницы.

Только зрители успели заметить эту сцену, как поезд въехал в туннель, и стало темно. Затем он подошел к Сандлингской соединительной станции, совершенно заросшей гигантскими рододендронами, пробравшимися сюда из соседней долины и достигшими невообразимой величины. Их, должно быть, начали вырубать, так как на запасном пути станции стоял целый поезд платформ, нагруженный рододендроновыми бревнами. Только сейчас возвращенный миру гражданин впервые услышал о «Пище богов».

Следуя далее по стране, сохранившейся в прежнем виде, братья были заняты оживленным разговором. Один из них забрасывал другого вопросами, на которые последнему трудно было отвечать, так как он никогда не думал о вторжении в обыденную жизнь гигантизма как о едином процессе, а смотрел на него как на ряд отдельных уродливых фактов, даже переставших возбуждать особенный интерес.

— Это от «Пищи богов», — сказал он, — или от «Пищи для рекламы», от «Жирной Пищи», как ее называют. Разве ты ничего о ней не слыхал! «Жирная Пища»! Ну, как же! О ней и на выборах спорят. Такая ученая штука. Разве тебе никто не говорил?

Ему показалось, что брат, должно быть, страшно одичал в тюрьме, если даже этого не знает.

Продолжая разговаривать, они ехали далее и по временам смотрели в окна. Сначала наш обновленный гражданин интересовался Пищей, так сказать, анекдотически. Его забавляла мысль о том, что сказал бы такой-то, если бы узнал о ней, или что вышло бы из этого, если бы накормить ею такого-то, и так далее. Но Пища все-таки ни на минуту не выходила у него из ума, как это всегда бывает с людьми, на которых некоторый новый и странный факт произвел впечатление сразу, неожиданно.

Между тем все это происходило в переходное время, когда гигантизм был распространен по лицу земли пятнами. Были места, в которые Пища еще не заносилась, а были и такие, в которых вся почва и воздух оказывались уже все пропитанными ею. Первые за двадцать лет почти нисколько не изменились, а последних узнать было нельзя.