— Ну и правильно! — кивнул тот. — Ничья за ничьей… Никакого интереса!
В этот момент вошел еще один сотрудников. Здоровенный такой дядя-шкаф. В его присутствии и в без того тесной комнате, казалось, совсем не осталось места.
— А-а, новенький! — обрадовался он, протягивая мне руку. — Синельников, Евлампий Мефодьевич — ваш непосредственный руководитель.
Я на свои лапищи не жалуюсь, но тут возникло ощущение, что пожимаю ковш экскаватора.
— Мне говорил о вас Станислав Мелентьевич… — продолжал здоровяк. — Ну что ж, надеюсь, вы сможете разгрести эти авгиевы конюшни. — Он обвел рукою комнату — и, ей-богу, захотелось пригнуться. — Ваш предшественник с этим не справился.
— Сделаем, — пообещал я.
— Ну что ж, хорошо! — откликнулся начальник отдела. — За работу, товарищи!
Мы расселись по местам. Валентина Антоновна тут же защелкала клавишами своего пишущего агрегата, а мужчины — включая меня — зашелестели страницами. Так начался мой первый рабочий день в редакции «Грядущего века».
Глава 15
Конечно, в работе литсотрудника веселого мало. Ну, если не считать графоманских перлов, которые я время от времени зачитывал к удовольствию коллег. Однако в рукописях, которые поступают в редакцию самотеком, чаще всего, они не смешные. В основном, это либо унылый поток сознания автора, либо нагромождение бессмысленных, слабо связанных между собой эпизодов, без внятно прописанной сюжетной линии, а также однообразные диалоги, шаблонные описания и картонные персонажи.
Так что к исходу первого рабочего дня я себя чувствовал так, словно восемь часов таскал чушки к тоннику, а не сидел за столом и не разбирал тексты. Причем — именно разбирал, почти что расшифровывал. Далеко не все присланные рукописи были напечатаны на машинке, большинство были рукописями в прямом смысле этого слова, частенько накарябанные на листках, вырванных из ученических тетрадок. К счастью, романов среди них было немного. В журналы, в основном, присылали стихи и рассказы.
Меня утешало только одно. В семь вечера у меня встреча с Настей. Надо бы цветы купить, но, во-первых, я не знал — где, а во-вторых, денег у меня после бурной недели новой жизни осталось немного. Просить в долг я не любил, да и неудобно было обращаться с такой просьбой к коллегам, которых я — с их точки зрения — знал всего лишь несколько часов. Ладно. Если вдруг попадутся где-нибудь цветы — все-таки их прикуплю.
После обеденного перерыва к нам заглянул главный редактор. Демократично поздоровался со всеми за руку. Осведомился у меня, как я себя чувствую на новом рабочем месте, и взял распечатки с моими рассказами. Что ни говори, а Мизин всегда умел сохранять лицо. Он и виду не подал, что нас с ним связывает какая-то тайна. Ну и я, разумеется — тоже. Панибратство с начальством невыгодно сказывается на отношении к тебе других сотрудников. Я не должен выглядеть любимчиком шефа, скорее, тот должен стараться быть моим фаворитом.
Рабочий день в редакции заканчивался в семнадцать часов и ни минутой позже, так что можно было не торопясь отправляться к актрисе. Такси мне было сегодня не по карману, и я поехал сначала на метро, а потом — на троллейбусе. Примерно за полчаса до назначенного времени я вышел на нужной остановке и пошагал к длинному, как океанский пароход, дому советских кинодеятелей. На улице было уже по-весеннему тепло. И я не слишком удивился, увидев старушку, торгующую мимозами. Отдав бабульке трояк, я стал обладателем целого вороха этих, в общем-то, невзрачных цветов.
Консьерж в подъезде мне благожелательно кивнул. Видать — запомнил с прошлого посещения. И через несколько минут я был уже у двери квартиры актрисы Трегубовой. Она открыла сразу, встретив меня в прихожей, в длинном вечернем платье, с прической и в туфлях на шпильках. Я еще и порога не переступил, как понял, что этот наряд — не ради меня. Из глубины квартиры доносилась заграничная музыка, слышались голоса, и плыл сизый сигаретный дым. У Анастасии были гости. Не моргнув глазом, я вручил ей мимозы, за что был награжден поцелуем в щеку.
— Спасибо, Тёма! — сказала хозяйка. — Проходи. И не обращай внимания, это не гости в пошлом смысле этого слова… В смысле, специально я их не звала…
— Ладно, разберемся! — отмахнулся я и принялся было снимать ботинки.
— Не надо! — запретила Настя. — Вот коврик, вытри — и шагай смело в зал…
Пришлось ограничиться пальто и шапкой. Хотя я бы с удовольствием разулся — целый день в обуви. Впрочем, возможно, как раз поэтому такого и не стоило делать. Вообще, надо бы завести на работе сменку. Я вошел в большую комнату и был встречен любопытствующими взглядами присутствующих.
— Ба! — заорал Мякин, тоже оказавшийся среди этих «гостей-не-гостей». — Это же наш Матрос!
— Моя фамилия Краснов, — дружелюбно уточнил я.
Компашка беззлобно и приветственно заржала.
— А ну цыц! — прикрикнул на них режиссер, который, похоже, и вне съемочной площадки чувствовал себя главным. — Еще неизвестно, кто над кем будет смеяться, когда работать начнем.