Во всяком случае, мы с Дороховой добрались до нужного подъезда без травм. Поднялись на третий этаж. В дверь звонить не пришлось — она была открыта. Из квартиры доносился гвалт. Музыка, голоса, звон сдвигаемых бокалов, стук вилок… Я помог своей спутнице снять шубку, а уж теплые ботики она скинула сама, лихо заменив их прихваченными туфлями на шпильках. Наше появление в единственной, уже битком набитой комнате было встречено с энтузиазмом, изрядно подогретым горячительными напитками.
Обстановка тут была как из советских кинофильмов: на стене ковер, под ним диван-книжка, рядом раскладной стол из неубиваемой советской полировки. С другой стороны стола — мебельная стенка, не новая, но еще пустая и свободная от хрусталя и книг.
Олежек, на правах хозяина, кинулся искать нам место за столом. Хотя казалось, что здесь и таракан не протиснется. И все же каким-то чудом нашлись две свободные табуретки. Мы были усажены, нам вручили чистые тарелки, вилки и фужеры. Я передал дружку водку, и он, подмигнув, тут же ее заныкал. Я принялся разглядывать лица сидящих напротив, выискивая среди них Лиду. И не сразу узнал ее в девушке с пышным шиньоном на макушке. Ну да, я же ее видел только в шапочке! Интересно, а она меня узнала?
Узнала, если судить по грустному взгляду. Понятно, она ждала меня одного, а не в компании со столь эффектной девушкой, какой умеет предстать наша заводская медсестра. Я покосился на Ангелину и понял, что спутница моя все поняла и теперь косилась на соперницу с нескрываемой враждебностью. Ну а на что я рассчитывал, когда решил взять Дорохову с собой?.. Ладно, разберемся… Кто не рискует, тот не пьет шампанское… Правда, за этим столом, заставленным тарелками и мисками с отварной картошкой, домашними соленьями, нарезанным хлебом, кружочками докторской колбасы, винегретом и селедочкой, посыпанной кольцами лука — пили отнюдь не шампанское.
Парни глушили водку, девушки — дешевый портвейн «Три семерки». Закусывали и болтали друг с другом. А то и — флиртовали. Как я понял, все это были простые ребята — работяги и учащиеся средних специальных заведений. То и дело вспархивало над столом крепкое словцо, но, в отличие от своих сверстниц из более поздних времен, девчата тут же осаживали матершинника. Ненормативная лексика еще не стала заменителем нормативной. А в общем пирующие говорили о чём-то столь же простом, как и они сами.
Мужская часть застолья — о футболе, хоккее, подледной рыбалке, способах закалымить и армейских временах. Женская — о помаде, туши, обновках, слезливых кинолентах, актерах и фигурном катании. Мне вскоре стало скучно, и только Лидочкино по-прежнему расстроенное лицо притягивало мой взгляд. Ангелина решила, видимо, мне отомстить и принялась мило щебетать с соседом справа. Тот явно к ней клеился, а Дорохова делала вид, что ей очень интересен его заумный треп. Парень тщился поразить мою спутницу эрудицией.
Наконец, хозяину квартиры надоело, что все разом галдят, и при этом каждый — о своем, и он забренькал вилкой по полупустой бутылке.
— А ну тихо! — гаркнул Олег, как когда-то командовал нашим отделением. — Что вы как на базаре… Мы за что пьем сегодня?.. За нашу непобедимую и легендарную! Кто в армии служил, тот в цирке не смеется!
— Да уж, — подхватили другие мужики. — Эт верно!
— Однако, среди нас есть человек, — продолжал Литвинов, — бывший рядовой четырнадцатой отдельной мотострелковой роты энского батальона, который все это может сказать даже лучше нашего старшины Пелепчука, и при этом — не на матерном…
Я уже начал понимать, к чему он клонит. Меня частенько в случайных компаниях просили что-нибудь почитать из стихов. Отчасти я еще и поэтому бросил писать их.
— Ну, Тёмка, родной, давай, врежь что-нить за нашу дембельскую жизнь…
Быть «свадебным поэтом» еще хуже, чем «генералом», но ломаться, как девчонка, тоже не пристало. Поэтому я не стал отнекиваться и шаркать ножкой. Вставать, правда, тоже не стал. А спокойно так, даже задумчиво, прочитал «Письмо соседской девчонки». Парни заражали, захлопали, заулюлюкали, а девушки поджали губки… Ну да, стишок-то скабрезный… Потом, чтобы угодить женской половине компании, я продекламировал «Не положено спать в карауле…», и у девчат навернулись на подкрашенные глазки слезки, грозя размыть тушь.
Дабы вернуть им хорошее настроение, я обнародовал несколько юморных, но при этом не пошлых стишков из армейского быта, которые публиковались когда-то в нашей батальонной стенгазете. Теперь хохотала уже вся компания, ибо в этих частушках было подмечено то, что знакомо любому советскому человеку, военнообязанный он или нет. Раскочегарившись, я решил было прочесть что-нибудь из гражданской жизни, но идиллия поэтического вечера была нарушена.
— Убери лапы, урод! — резко выкрикнула Ангелина и засветила соседу справа хлесткую пощечину.
Глава 7
— Ты чё?! Охренела! — заорал тот и замахнулся.