Методом проб и ошибок (процесс, о котором я подробно рассказал во второй беседе) я сумел кое-как сформировать свой собственный стиль. Роман получился далеким от совершенства, тут и там в нем видны были дырки, местами он провисал, но это было мое первое произведение, и я принял его таким, какое оно есть. Работу над ошибками можно было отложить до следующего раза – если таковой вообще когда-нибудь будет.
Я руководствовался двумя принципами. Первый – убрать из текста все пояснения. Вместо этого я ввел в повествование множество разрозненных фрагментов – какие-то эпизоды, образы, сцены, фразы – и попытался увязать их в один трехмерный узел. Второй принцип – я пытался выстраивать связи между фрагментами в неконвенциональном логическом пространстве, где не было места литературным клише. Такая вот схема.
В ритме джаза
Чтобы процесс двигался вперед, мне была нужна помощь. Для меня ею стала музыка. Я старался писать так, будто играю музыкальную композицию. Основное вдохновение я черпал в джазе. Как вам должно быть известно, в джазе самое важное – это ритм. Всю дорогу, от начала и до конца, нельзя сбиваться с ритма. Если вы сбились, вас тут же перестают слушать. Следующий важный элемент – джазовые аккорды или, если хотите, джазовая гармония. Устойчивые и неустойчивые аккорды, вторичные аккорды, аккорды без тоники, «грязная» гармония. Гармония Бада Пауэлла, гармония Телониуса Монка, гармония Билла Эванса, гармония Хэрби Хэнкока. И хотя все играют на фортепиано – те же восемьдесят восемь клавиш, – звук получается абсолютно разным, иногда настолько, что просто диву даешься. Это, кстати, касается и прозы тоже. Возможности безграничны (можно полагать, что они безграничны), даже если есть какие-то формальные ограничения. Например, тот факт, что у фортепиано определенное число клавиш, не означает, что на нем можно сыграть только какое-то определенное количество пьес.
Последнее – это свободная импровизация, без которой не было бы джаза. Если произведение обладает установленными ритмом и гармонией, то джазовый исполнитель может свободно добавлять звуки в композицию.
Я не умею играть на музыкальных инструментах, ну или, скажем так, степени моего умения недостаточно, чтобы рассчитывать на внимание со стороны аудитории. Но я всегда хотел выступать, играть со сцены, с самого начала. Поэтому я и старался писать так, словно создаю музыку, и до сих пор стараюсь. Я сижу за компьютером и выстукиваю на клавиатуре ритм, наиболее подходящий к гармонии и тональности. Это было и остается самым важным элементом моей прозы.
Почему может угаснуть творческая сила?
По моему мнению (которое основывается на личном опыте), если вы не чувствуете необходимости о чем-либо написать, это затруднит ваш старт. Но стоит запустить мотор и дождаться, чтобы транспортное средство двинулось с места, как писать станет значительно легче.
Дело в том, что «не чувствовать необходимости о чем-либо написать» и «быть способным писать о чем угодно» – это две стороны одной монеты.
Возможно, ваш материал легковесен, но если вы научитесь мастерски соединять фрагменты, то начнет проявляться волшебство, и вы сможете писать прозу бесконечно. Готов поспорить, что если писательские амбиции вас не оставят, то открывшиеся возможности в плане содержательности и глубины ваших произведений удивят вас самих. И напротив, писатели, которые с самого начала берутся за непростые, тяжелые темы, могут в какой-то момент – хотя, конечно, это происходит не со всеми и не всегда – просто не выдержать такого груза. Например, если автор начинает карьеру с книги про войну, то в дальнейшем он может рассмотреть эту тему под разными углами и развить ее в других своих произведениях. На каком-то этапе он вдруг почувствует, что загнан в тупик: «О чем писать дальше?» Некоторым удается продолжать профессиональный рост за счет смены направления в середине пути. Тем же, кто оказался не готов к переменам, к сожалению, остается только наблюдать, как их творческая сила постепенно угасает.
Эрнест Хемингуэй – без всякого сомнения, один из самых значительных авторов двадцатого века, и считается, что лучшие свои тексты он написал в первой половине жизни. Лично я больше всего люблю два ранних его романа: «И восходит солнце» и «Прощай, оружие!», а также рассказы о Нике Адамсе.
Это настолько мощные произведения, что аж дух захватывает. Поздняя проза Хемингуэя тоже великолепна, но, с одной стороны, в ней чувствуется некая недовоплощенность, а с другой – в ней нет той стилистической свежести, которая присуща его ранним произведениям.