Писарь Первой конной

— Не казачок, а казак, — поправил я ее. — Я еще знаю наизусть стихи Блока, Хлебникова, Белого, Волошина.

— Ого! Почитаешь?

— Можно, — как бы нехотя согласился я, — давай вечером встретимся, погуляем в степи за городом, стихи почитаю.

— Хорошо, я согласна, — сказала Татьяна.

Было заметно, что сегодня в ее глазах я вырос до небес. Шашкой махать тут практически каждый может, а вот читать наизусть стихи… даже не знаю, если еще такие в десятой армии.

Вечером, после работы и ужина, мы с Татьяной встретились за околицей (за изгородью на окраине города) и пошли гулять по полевой дороге. Девушка мне понравилась, симпатичная, образованная: говорит на хорошем литературном русском языке (слышал, как местные девушки тут разговаривают, есть с чем сравнить), современную ей литературу знает получше меня.

Разговаривали о поэзии. Я вспомнил все стихи, какие знал наизусть из книг поэтов начала XX века. Многие мои современники из XXI века, наверно, удивиться, зачем учить стихи? Ладно в школе, там заставляют, а просто так, непонятно. Я же просто люблю поэзию. Даже сам в школе пытался что-то сочинять. Кроме того, заучивание стихов тренирует память. Давно замечал, что мне достаточно один раз прочитать какой-то текст, и я, если не наизусть, то общий смысл могу пересказать даже через пару лет.

Татьяна для этого времени очень продвинутая женщина, как здесь говорят — эмансипе. Она за свободные отношения между мужчиной и женщиной. После революции это сейчас очень модная тема среди прогрессивной молодежи. Поэтому естественно, она не смогла устоять перед стихами поэтов Серебряного века. Мы дошли до ближайшего стога и как-то само собой оказались в объятиях друг друга. Темнело быстро, с дороги ведущей в город никто нас видеть не мог.

Однако, когда возвращались назад (оба с припухшими от поцелуев губами), сидевшие возле крайнего дома красноармейцы стали посмеиваться и одобрительно шутить над шустрым писарем. Я проводил Татьяну до ее дома. Она тоже жила у хозяев, снимала комнату.

Незаметно, с момента моего попадания в этот мир, прошло две недели. Как мне казалось, я многого сумел добиться. Степан Дормидонтович одобрительно улыбался, когда я на всем скаку шашкой лихо рубил лозу. Мое тело все-таки вспомнило заученные с детства движения, и я делал успехи в познании кавалерийской науки. Понемногу вписался в работу писаря при штабе и ко мне не было никаких претензий. Наладились отношения с Татьяной, при чем так, как я поначалу даже не ожидал.

Я взял домой чернильницу, ручку и бумагу и потихоньку стал тренироваться в каллиграфии и даже что-то стало получаться. Почерк конечно сильно отличался от Митиного, но посторонним людям это можно было объяснить тем, что почерк изменился из-за удара по голове.

Я все чаще задумывался, почему попал в этот мир? С какой целью? Понятно было бы, если бы я имел бы какой-то уникальный опыт в прошлой жизни, был знаменитым врачом, инженером или военным. Сейчас бы эти знания мне пригодились. Я же просто недоучившийся студент, мало что знающий и умеющий. Да, я интересовался историей, читал много книг, начал писать реферат по истории создания Первой конной армии и ее участии в гражданской войне, но к сожалению, не успел окончить.

В школе нас учили, что в 1917 году произошла историческая ошибка и на смену тонким ценителям хруста французской булки пришли жестокие потребители черного хлеба с солью (шутка!). Сейчас у меня появилась возможность во всем разобраться самому. С такими мыслями я и уснул.

Утро преподнесло сюрприз. Только пришел в штаб, как ко мне подошел дежурный по штабу красноармеец и сказал, что со мной хотят побеседовать товарищи из особого отдела. Вот тут я и струхнул — ведь я не знаю толком своей биографии. Мне неизвестно название хутора, где жил Митя? Где он учился грамоте и у кого? Если у него еще родственники? На первый же такой конкретный вопрос не смогу ничего ответить. Вдруг отвечу неправильно, а мой собеседник знает правильный ответ, сами понимаете, чем это может для меня закончиться… Идет гражданская война и что могут сделать с засланным казачком, думаю, объяснять не надо.

В сопровождении красноармейца прошел в одну из комнат на первом этаже. В кабинете находились двое: мужчина лет тридцати с начинающей лысеть головой и молодой парень лет семнадцати — восемнадцати. Они внимательно на меня смотрели. Старший отпустил красноармейца, а мне указал на стул посредине комнаты, приглашая садиться.

— Дмитрий Сергеевич Пашков, 1903 года рождения, житель хутора Привольный на Кубани? — задал вопрос старший.

— Да, — кивнул я, присаживаясь на стул. «Все, — думаю, — на первом же уточняющем вопросе засыплюсь».

— Меня зовут Вениамин Андреевич Козлов, — старший оперуполномоченный особого отдела, а это мой помощник Федор.