Писарь Первой конной

Я в спор не вмешивался, а когда Василий начинал обращаться ко мне за поддержкой, отвечал односложно и старался быстрее покинуть палату, чтобы случайно не проговориться. Я, конечно, не знал, как сложится судьба каждого конкретного человека, но мог бы много рассказать об истории Советского Союза. В свое время на эту тему прочитал достаточно статей в интернете. Скептически настроенный к советской власти Петр Петрович мне был ближе, чем романтик революции Василий. Петр Петрович интуитивно угадывал все те сложности, которые ждут русских крестьян в ближайшем будущем, а Василий ничего кроме сверкающего в небесах чистого идеала коммунизма не замечал, и ему казалось, что столь великая цель оправдывает любые средства при ее достижении.

Ночью не спалось и я вышел из палаты в коридор подышать воздухом. Божена сидела на месте дежурной медсестры. В коридоре было пусто, все раненые спали по своим палатам. На столе горела керосиновая лампа, девушка читала какую-то книгу. Я посмотрел на обложку: «Княжна Тараканова» Э. Лукинский.

— Интересная книга?

— Да, интересная, — ответила Божена и вопросительно на меня посмотрела. Я прямо утонул в ее широко раскрытых синих глазах.

— У вас, наверное, дома хорошая библиотека? — сказал я. — Принесите что-нибудь почитать раненому.

— А вы что же книги читать любите? И какие? — она немного удивленно смотрела на меня. На подбородке обозначилась ямочка. Большинство раненых в госпитале даже газет не читали, которые приносил в госпиталь местный комиссар. Рвали и пускали на самокрутки. Красноармейцы курили ядреный самосад, который покупали на ближайшем к госпиталю рынке. Бумаги для самокруток нужно было много.

— Хорошие книги. Об истории России, например.

— Карамзина читали?

— Да, читал, — Карамзина я еще в школе прочитал. Скачал из интернета его «Историю государства Российского», но здесь об этом рассказывать не стоило.

— Интересно, — она действительно с интересом на меня смотрела, — а какие еще книги читали?

Много читал, вот только все они еще не изданы и даже не написаны. Я лихорадочно стал припоминать авторов, соответствующих эпохе.

— История сословий в России. Ключевского.

— Это серьезная книга, — Божена удивилась еще больше. Было понятно, что она девушка образованная, судя по возрасту, у нее за плечами классическая русская гимназия, с приличным знанием греческого языка, латыни, двух иностранных языков — французского и немецкого на уровне нашего вуза, качественное знание современной ей литературы. На меня она пока смотрела, как на простого крестьянского парня, немного свысока, хотя старательно это скрывала.

— Раз вы интересуетесь историей, я могу вам принести книгу «Петр Великий. Воспитание, личность, дело», автор Казимир Валишевский. Не читали?

— С удовольствием прочитаю.

— Хорошо. Я завтра вечером снова буду в госпитале и принесу вам книгу. Только не оставляйте ее без присмотра, иначе раненые красноармейцы все страницы повыдирают на самокрутки.

— Об этом не беспокойтесь, — я улыбнулся ей в ответ.

В этот момент из соседней палаты закричали.

— Сестра, здесь товарищу плохо!

Божена заглянула в палату и побежала будить дежурного доктора, а я вернулся к себе, внутренне переживая только что случившийся разговор.

На следующий день ближе к вечеру Божена опять была в госпитале и сразу вручила мне обещанную книгу. Я ее поджидал на улице.

— Вы не похожи на обычного красноармейца, — сказала девушка, — учились в гимназии?

— Нет, занимался самообразованием, — ответил я. То, что я не учился в гимназии, это я думаю и так было видно, поэтому врать не стал. К сожалению, поговорить нам не дали. Божену позвали, а я пошел в палату читать книгу. У входа в госпиталь меня остановил Артамонов.

— А ну, дай сюда, — он попытался вырвать у меня книгу, но я быстро убрал ее за спину.

— Книжки значит читаешь? — продолжил он. — Сильно умный? Я, между прочим, лучший пулеметчик полка!

— Молодец! — я попытался его обойти, но он задержал меня упершись ладонью в правое плечо.

— Руку убери! — сказал я.

— А то что? — с вызовом спросил Артамонов.

— А то будет, как вчера! — я невольно улыбнулся — Фраза из известного анекдота, но Артамонов анекдота не знал, да и моя улыбка сбила его с толку. Он молча посторонился.