Пираты Каллисто

И прежде чем эхо моего имени замерло в воздухе, гладиаторы Занадара устремились к стене, взбирались на нее и оттуда прыгали на сиденья трибун. Взметнулись топоры, копья жадно погружались в тела, стражники, бежавшие на помощь принцу, оказались в кольце свирепых противников во главе с Зантором и Эргоном.

Толпа зрителей раскололась и превратилась в кричащую, дерущуюся, цепляющуюся мешанину тел; зрители не давали стражникам собраться против восставших рабов, они заклинили все выходы. Они пришли наслаждаться, есть сласти, глядя на умирающих ради их удовольствия людей. Но самим участвовать в смертельной битве им совсем не хотелось.

* * *

Все это я видел мельком, бросая изредка взгляды через плечо на происходящее внизу, потому что Тутон требовал всего моего внимания. Он сражался как безумный. Острие его шпаги одновременно оказывалось повсюду, вот оно устремилось к моему горлу, а вот дрожит у груди, вот задело руку. Гладкое белое одутловатое лицо принца заблестело от пота, он выкрикивал невыразимо грязные оскорбления и шаг за шагом теснил меня.

В узком пространстве королевской ложи, среди множества занавесей, наступая на кубки и давя фрукты, спотыкаясь о подушки, я не мог использовать свои приемы. Я вынужден был против своего желания вести чисто оборонительную дуэль, но все время искал возможности использовать тайный прием, которому научил меня Лукор.

Тутон начал уставать. Он был прекрасным фехтовальщиком несколько показного стиля, но годы сладкой пищи, изысканных вин и роскошной жизни ослабили его руку и лишили его крепости. Он тяжело дышал и отдувался; лицо его побагровело от напряжения; рука начала дрожать.

Неожиданно он ошибся, острие его шпаги дрогнуло и отошло. И в этот момент я одолел его. Я устремился вперед, рапира моя пропела в воздухе, и чистая сталь пронзила его прогнившее сердце. Я шагнул назад, принц соскользнул с моей рапиры и упал у моих ног, мертвый, как камень.

Так погиб последний принц небесных пиратов Занадара, и так я отомстил за тысячи несчастий, причиненных моей принцессе.

Она стояла у упавшего кресла, одной рукой держась за сердце, вся ее душа светилась в великолепных глазах. Я шагнул вперед, обнял ее, прижал к груди и насладился поцелуем ее теплых мягких губ. Губ, которые десятки тысяч раз целовал в сновидениях и мечтаниях… но в действительности поцеловал в первый раз.

Так мы стояли, окутанные теплым чудом нашей любви. Мир был очень далеко и казался таким незначительным в этот момент восторга. Не стану холодными черными чернилами записывать слова, которые мы тогда шептали друг другу. С самого начала времен влюбленные произносят эти слова; смею заверить, мы не были оригинальны.

Потом мы повернулись — я обнимал рукой ее гибкую талию, — чтобы посмотреть на вызванную мною сумятицу. Авангард гладиаторов прорвался к королевской ложе; они окружили нас стальным кольцом. Окровавленными грудами на скамьях лежали стражники; скамьи пустовали: большинство зрителей бежало. Но через проходы вливались новые отряды стражников, как муравьи из потревоженного муравейника. Они мрачными рядами поднимались по ступеням трибун навстречу ревущей толпе гладиаторов.

Я повернулся к Дарлуне.

— Оставайся здесь, моя принцесса, — приказал я. — Здесь ты в безопасности.

В ее охрипшем голосе звучала ласка:

— А ты, мой любимый?

— Я должен помочь друзьям, — ответил я. — Не могу оставаться здесь, когда они сражаются и умирают. Из-за дружбы со мной они подняли восстание, и пока хоть один из них жив, я буду с ним рядом.

Я оставил ее, чтобы присоединиться к своим товарищам.

С самого начала схватка была неравной. Гладиаторы были вооружены деревянными копьями и не могли сравниться со стражниками в стальных шлемах и латах, с острыми занадарскими мечами. Но мы остановили натиск стражников и сдерживали их. Человек, сражающийся за свободу, дерется лучше наемного солдата. Но все равно их было много, а нас мало, и исход битвы был ясен.

Какое-то время мы сможем их сдерживать. Но недолго.

Эргон ухватил меня за руку, я повернулся. Схватка была ему по душе, лицо его было весело, хотя и в крови.

— Джандар, нам нужно спуститься на арену, — предложил он. — Оттуда уйдем в подземелье. Там они смогут подходить только по двое за раз. С горстью гладиаторов я смогу удерживать вход, пока мир не постареет.

Подошел Зантор, его строгое лицо было весело, на всегда мрачных губах — улыбка.

— В твоих словах есть смысл, друг Эргон, — сказал он. — Но у меня есть идея получше. Мы можем прорваться через северные ворота, добраться до судового двора и захватить корабль. Там мой собственный галеон «Ксаксар», конфискованный и опечатанный принцем.

— Может быть, — согласился Эргон. — Но как мы полетим? Никто из нас ничего о кораблях не знает, и ты один не заменишь целый экипаж.

— Не расстраивайся, — улыбнулся Зантор. — Половина моего экипажа вместе со мной попала в рабство; они сражались со мной среди кераксиан; сражались и в восстании Джандара!

— Осторожней, стражники прорываются! — чей-то громкий голос перекрыл шум.