Пирамида, т.2

Нет, наиболее плодотворными почему-то оказывались ночные часы. Кроме того, по неусидчивости или дикости, вряд ли он за все время их дружбы прочел хоть одну печатную строку. Юлии поневоле пришлось творческое руководство возложить на себя, пользуясь Дымковым лишь как послушным орудием своей воли. Хорошо еще, что заблаговременно посредством каталогов европейских галерей, также через знакомого замдиректора реставрационной мастерской она неплохо освоилась с приметами классических школ и почерком виднейших их представителей, но в особенности с технологическими секретами, какими чаще всего пользуется экспертиза при распознании сенсационных находок. Таким образом, создание намеченного шедевра обычно происходило у них в два приема и начиналось с подготовки тыльной поверхности – со следами древоточцев на паркетированной доске, выцветшими инвентарными номерами, а порой – с вензелями царственных владельцев... О, сколько же мучительных сомнений, философских терзаний вынесла она в тот период, вознагражденная, впрочем, рядом занятных и, в притворно-льстивой оценке Сорокина, далеко не дамских открытий! Так, насколько удалось ему понять из ее очаровательного лепетанья: подделки в литературном жанре, покоящемся исключительно на опорах отвлеченной мысли, даются несравненно труднее живописного, где достоверность, помимо сюжетности и авторского почерка, достигается химией красок и ветхостью доски или холста. Не отсюда ли, как попытка преодолеть сверхчеловеческие препятствия с помощью чуда, и родилась сумасбродная идея загробной переписки гениев?.. В качестве поэтапных вех на пути к совершенству, как доказательство ее исканий, в запасниках у Юлии хранится немало еще не развешанных полотен, также дублетов, забракованных ею за неточность колорита или просто почему-то разонравившихся. При желании гость мог бы захватить с собою парочку на память: в случае крупного размера дар обеспечивался доставкой по местожительству. Вслед за тем Юлия перехватила пристальный взор Сорокина и воздержалась от повторного предложения. Начиная с той минуты, окружающее великолепие, плод стольких исканий и надежд, стало безнадежно тускнеть в ее собственных глазах.

Наверно, вот так же инквизитор обходил своих узников, заутро отправляемых на костер. С видом непреклонного стариковства и опять, чуть впереди хозяйки, уже подавленной его зловещим молчаньем, Сорокин шествовал мимо полуузнаваемых полотен, и весьма плотное население их – возносящиеся мадонны, томные юноши с пучками стрел в груди, заплаканные блудницы, дремучие аскеты с черепами и Библиями на коленях, даже окровавленная Олофернова голова в руке полуголой красотки... словом, все они там не без испуга косились на сурового судию, обрекавшего их на лишение художественной святости с последующим шельмованием за самозванство.

– Он никак не_ мог понять, что от него требуется... – торопилась Юлия свалить на подмастерье свои промахи, – всякий раз ему непременно требовался образчик, но все равно не обходилось без переделок... Хорошо еще, что вещи становились такие плывучие под его взглядом. Но тут я снова вспомнила о вас!.. Обнаружилось вдруг, что в коллекции недостает лишь хорошего Вермеера. Совпало – кузен из Брюсселя прислал мне ко дню рожденья любительское издание о нем с отличными цветными вкладками. Так как у художников, я читала, случается иногда раздвоение темы, то я и придумала свести два известных сюжета, чтобы недостатки одного перекрывались достоинствами другого, и получилось как бы нечто отвергнутое автором.

– Ну и как же?.. Справился он с заданьем, ваш неимоверный Дымков?

– Он лишь мельком взглянул на оба оттиска, даже не вникнув в смысл изображенного... Потом спросил безоблачно, сколько мне потребуется таких картинок? Оказалось, он мог бы их воспроизвести в любом тираже, так что хватило бы для награждения передовиков целой области, скажем, за успехи в животноводстве. Короче, в каждой избе-читальне по Вермееру с дальнейшим доведением до хаты. Я даже растерялась слегка...

– Но отчего же?.. Не вижу здесь нарушений логики, – иронически вякнул режиссер Сорокин. – Раз мы идем ко всемерному изобилию, то почему высочайшие достиженья человеческого духа должны радовать лишь столичных жителей, как раньше тешили самолюбие собственников? Надо, чтобы трудящимся вообще не приходилось тратить рабочее время на паломничество в иногородние музеи к сокровищам культуры, которые призваны повседневно оказывать на них воспитательное действие... вы не согласны? Это и будет расцвет социального благоденствия, когда они станут в цене кухонного стола, а со временем и общедоступнее капусты, что, как вы знаете, довольно успешно и осуществляется у нас... правда, в экспериментальном пока порядке. Так что же именно расстроило вас тогда?