Пирамида, т.1

Собственно, ни воспетое народом озеро Байкальское, ни привлекательная для туризма гора Эльбрус с видами на окружающую местность никогда не манили о.Матвея, а прославленные монастыри, издавна служившие благовестными маяками православного странничества, к тому времени по надежности стен и уединенности расположения полностью были приспособлены под пересыльные базы и точки долговременного заключения с одновременным обращеньем колокольной меди на нужды образовавшейся промышленности, также пробуждающихся континентов. Сгоряча придуманная алтайская братия не имела определенного адреса, а по отсутствию конечного пункта следования в проездном документе путник подлежал срочному пресечению по уголовной статье за бродяжничество. И так как спешить было некуда, то представлялось разумнее вместо вокзала побродить сперва, проверить на людях свое новое обличье, притерпеться к нагрузке за спиной. Подобная прогулка без целевого назначения приобрела для о.Матвея тот особый жгучий интерес, какой испытывают путешественники в незнакомой стране, начисто отрешенные от тамошних обязанностей и скорбей. И чуть вступил в людскую, постепенно возраставшую толчею, тотчас его понесла с собою на базар или в учрежденье торопившаяся толпа, причем в озабоченной спешке никто вовсе не примечал потешного старика с его экзотической, из прошлого века нагрузкой, что внушало уверенность в успехе предприятия. Для пущей незаметности от милиции шел он по теневой стороне улиц, полупустых в эту пору, и чтобы скорее приспособиться к нынешнему положению своему, с каким-то остреньким любопытством присматривался к окружающей, уже чужой действительности, пытаясь увидеть ее новыми глазами, оттуда, как она представляется усопшим. Он шел, словно сквозняком несло куда то, и нечем стало зацепиться за ускользающую почву при порезанных корнях. Почти вслепую шел вопреки милицейским свисткам, шоферской брани, надсадному визгу тормозов, – полностью вверяясь облегающей нас отовсюду и сквозь нас самих протекающей реке вещества... но вот почему-то она отошла чуть в сторону от приостановленного сознанья, что заставляло с удивлением, близким к испугу и очень схоже, прислушиваться к происходившей внутри себя новизне, правда, еще без присущего заправдашним мертвецам нетерпенья поскорее зарыться в последнюю недосягаемую инстанцию для некоторых окончательных превращений... Словом, пока бродил в старо-федосеевской окрестности, миновал всю анфиладу предварительных состояний, не удержавшихся в памяти единственно по отсутствию ее у усопших. Не испытывал и потребности вернуться и, во утоление тоскливого и недоброго любопытства припасть к ночным окошкам живущих, даже войти и побыть украдкой без права вмешаться, коснуться, заявить о себе. И уже совсем далеко было до той завершающей фазы, когда от истаявшей личности остается невещественно-прозрачная, суетливая молекула из тех, что нередко во множестве снуют в поле нашего утомленного зрения и которые по невежеству своему о.Матвей принимал за начатки жизни, жаждущие пробиться извне в голубой шар бытия.