Пётр Первый - проклятый император

«Пётр подошел к кочке, осторожно раздвинул кусты, и Меншиков увидел гнездо. В гнезде сидела птица. Она с удивлением смотрела на людей, не улетала.

- Ишь ты! — проговорил Меншиков. — Смелая!

Птица вдруг взмахнула крыльями, взлетела, стала носиться вокруг куста».

Тут бедный Меншиков теряет второй ботфорт, присел надевать, а Пётр отходит в сторону, и…

« - Данилыч! — вновь проговорил Пётр. Меншиков насторожился.

- Здесь у моря, — Пётр повел рукой, — здесь у моря, — повторил он, — будем строить город.

У Меншикова занесенный ботфорт сам собой выпал из рук.

- Город? — переспросил тот. — Тут, на сих болотах, город?!

- Да, — ответил Пётр и зашагал по берегу.

А Меншиков продолжал сидеть на камне и смотрел удивленным, восторженным взглядом на удаляющуюся фигуру Петра.

А по берегу носилась испуганная птица. Она то взмывала вверх, то падала вниз и оглашала своим криком нетронутые берега».

(Алексеев С.П. Небывалое бывает. М., 1980. С. 188)

Красочное зрелище строительства Петербурга в совершенно пустом и диком месте, в краю непуганых птиц, выглядело бы еще лучше, если бы не существовало совершенно точных сведений — район Петербурга входит в число самых населенных районов Ижорской земли.

По шведскому плану 1676 года, на месте Петербурга и его окрестностей показано 41 поселение разного размера. Одно из них, с финским названием Clsadissa–saari — на том месте, где сейчас находится Зимний и начинается Дворцовый мост.

В Ниеншанце, самом крупном городе, стоявшем на месте будущего Петербурга,

«было много превосходных пильных заводов, и там строились хорошие и красивые корабли; помимо шведского, финского и немецкого прихода, в нем находился и православный с церковью. От Ниеншанца ходил паром на левый берег Невы, к лежащему здесь русскому селению Спасскому».

Пыляев приводит слова некоего Миллера:

«Не один Любек, но и Амстердам стал с Ниеншанцем торги иметь; водяной путь оттуда до Новгорода весьма к тому способствовал. Помалу и русское купечество в Ниеншанце вошло и привело сие место в такую славу, что в последние годы один тамошний купец, прозванный Фризиус, шведскому королю Карлу XII в начале его войны с Петром Великим мог взаймы давать немалые суммы денег, за что после пожалован был дворянством, и вместо прежнего дано ему прозвание Фризенгейм и учинен судьей в Вилманстранде».

(Пыляев М.И. Старый Петербург. СПб., 1889)

Население деревень и городов в устье Невы составляло при шведах не меньше 6—7 тысяч человек. Всякое строительство на территории Петербурга велось или непосредственно на месте русских и финских деревень (деревни при этом сносились), или в непосредственной близости от них.

Как видно, о птицах, забившихся в истерике от одного вида человека, всерьез говорить как–то не приходится, очередная сказочка, и только. И чересчур хорошо понятно, зачем нужна эта сказочка: приписать Петру очередной подвиг Геракла, лишний раз подчеркнуть, что до него не было буквально ничего. Так, «пустое финское болото» с птицами, никогда не видевшими человека.