«Пёсий двор», собачий холод. Том II (СИ)

Удивительно всё же, как при помощи медицины можно отыскать далеко не самое жестокое решение проблемы, удовлетворяющее при этом имеющимся запросам.

— Смею ли я пригласить вас к себе на чай? — с лукавой улыбкой спросил Золотце, когда стены особняка Ройшей остались за спиной. — Парижский, само собой. Мне кажется, он бы вам сейчас не помешал.

— Я сам чувствую себя героем романа, — смущённо признался Приблев. — Отравление в собственном доме! Уму непостижимо.

— Человек может всё, на что хватит у него решимости. Идёмте?

К Алмазам, как прозвал давеча Хикеракли дом Золотца, двигались они едва ли не напрямик, почти не петляя — когда дело было сделано, конспиративные сложности почему-то показались излишними. Сразу на Становой, отделяющей Белый район от Старшего, юные фельдшеры наткнулись ещё на один солдатский патруль, тоже куда-то спешивший.

— Потому что какого лешего селиться не в Усадьбах? — расслышал Приблев щедро сдобренную бранью речь, и ему опять стало не по себе. И — будто развязали ему глаза — как-то неожиданно для себя он заметил, что Старший район нездорово оживлён.

Испуганные, возбуждённые и вместе с тем парадоксально притихшие люди переговаривались и кивали в направлении Городского совета, порываясь не то сломя голову помчаться на площадь, не то кинуться от неё прочь. Дорога к площади лежала налево, к Алмазам — направо.

Приблев и Золотце, не сговариваясь, повернули налево.

— Прошу прощения, что-то произошло? — остановил Приблев прохожего.

— Там… На площади… Городской совет, — отстучал зубами тот.

— Да, с самого основания Петерберга.

— Вы не понимаете! — прохожий вырвался и, определившись, метнулся к Большому Скопническому.

— Что-то произошло, — без малейших сомнений постановил Золотце, пряча руку в карман. У него ведь имеется миниатюрный револьвер, сообразил Приблев. Может, в кармане и не он, но ведь имеется.

На площади было не протолкнуться: длинные хвосты толпы вытекали на улицы, растворяясь между домами. Никто не кричал, но над головами метались шепотки.

— Будто рябь по морю, — отстранённо пробормотал Золотце и решительно ввинтился в толпу.

Как ни странно, чем ближе ряженым фельдшерам удавалось пробраться к самому зданию Городского совета, тем слабее давили на них с боков — стеной народ держался лишь по краям площади. То там, то тут в толпе мелькали шинели Охраны Петерберга, но разобрать, пришли ли солдаты просто так или с некоторой официальной целью, не представлялось возможным.

Добравшись почти до первых рядов, Золотце вдруг стал столбом, но Приблев, увлекшись, не сразу это заметил и по инерции сделал ещё пару шагов.

— Смотри, — шепнул Золотце, случайно переходя на «ты».

И Приблев посмотрел.

На крыльце здания Городского совета скромным караулом стояли четверо солдат. Ружья они держали в руках, а спины выправкой слишком уж не напрягали, но при этом молчали и не двигались, никак не реагируя на бормотание толпы. К дверям самого Городского совета был приколот лист бумаги, текста которой, конечно, разобрать отсюда было нельзя, но Приблев почему-то сразу понял, что это не обычная листовка.

Под бумагой, прямо на ступенях, непочтительной грудой лежали люди. Лиц их Приблев не видел, но по парадным сюртукам, лентам и орденам без промедления сообразил, что это и есть члены Городского совета.

Люди были мертвы.

— Кажется, я только что впервые в жизни провёл дистанционное медицинское освидетельствование, — растерянно заметил Приблев.

— Видите, наша афера фактически спасла хэрхэра Ройша, — Золотце вновь заговорил на «вы». — А вы переживали. Если он оказался не с ними из-за своих процедур…

Приблев повертел головой. Все на площади выглядели столь же потерянно и остолбенело, как и Золотце, как и, наверное, он сам; всех невольно тянуло вперёд, рассмотреть, но столь же невольно отталкивало тусклым отблеском ружей.

— Что там написано? Вы читали? — дёрнул Приблев за рукав невысокую даму рядом с собой.

— Граф Идьев, граф Верин, барон Копчевиг, барон Славецкий… и так далее… признаются злодеями, совершившими преступление против граждан Петерберга… — дама говорила быстро, будто пересказывая текст самой себе. — Что выразили оные граждане прямым и недвусмысленным способом… листовками. — Она нервно вздохнула. — Граждане Петерберга, поскольку Городской совет отказался прислушаться к их высказыванию, вынуждены судить преступников и вынести им приговор, исполненный руками Охраны Петерберга. Законы Четвёртого Патриархата неправедны и направлены против граждан Петерберга, а потому считаться действительными не могут, а прямые исполнители и… водворители… этих законов, не отказавшись от них, тем самым подтвердили собственный злой умысел. Граждане Петерберга заслуживают свободы и… так далее.

— Как быстро Охрана Петерберга перестала ненавидеть гражданских и заговорила от их лица, — саркастически заметил Золотце.

— Так ведь гражданские это начали! — обернулся к нему молодой человек — видимо, тоже какой-то студент. — Они устроили заговор, спешно вызвали Городской совет в Западную часть, заманили, но стреляли не солдаты.