«Пёсий двор», собачий холод. Том II (СИ)

— Поразмыслите о процентах серьёзней, — не дал ему закончить мысль хэр Ройш. — Это ведь сорвавшиеся сделки, это пересмотр многолетних контрактов, это леший знает что ещё, проистекающее из гипотетического нежелания крупных собственников, то есть сплошь аристократов, иметь дело с новым партнёром. Который, во-первых, как владелец судостроительного предприятия никому неизвестен, и уже потому не заслуживает доверия. А во-вторых, тут могут обрести вес факторы нравственные или эстетические, сколь бы мы с вами их ни презирали, подсчитывая проценты!

За’Бэй, явно не до конца ещё поборовший в себе интенцию хорошенько врезать графу по лицу, угрожающе потряс рукавом шубы, провозглашая тост:

— Хэр Ройш говорит, нашу экономику хоть сколько-нибудь, да искорёжит. Хикеракли говорит, Охрана Петерберга обиделась и жаждет крови гражданских. В общежитии грядут обыски, и мой сосед говорит, что это его нервирует. Господа, у нас у всех только один выход, — засмеялся За’Бэй над собственными словами. — Так выпьем же за революцию в Петерберге!

Последовали разрозненные аплодисменты — каждый вложился в меру сил и исходя из текущей фазы собственного, гм, изумления. Если не выражаться грубее.

Золотце краем уха расслышал, как негромко стукнули двери в переднюю: кто-то выскользнул. Но Золотцу сейчас вовсе не было до того дела.

— Я думаю, — изрёк Скопцов, — несмотря ни на что, вы поступили благородно, граф. Если отрешиться от подробностей, так и подавно.

Граф Набедренных сдержанно, но с признательностью кивнул.

— Я предполагаю, — откашлялся префект Мальвин, — вы столкнулись с опасностью физической расправы над…

Граф кивнул снова.

— А я шагаю не в ногу! — не утерпел Золотце. — И задам вопрос, на который кивком ответить не получится. Или-или. Стал ли по факту совершения вашей немыслимой сделки Веня свободным человеком — или же он по-прежнему оскопист, только теперь ваш личный?

— Ну оскопист-то он наверняка, — пробормотал Гныщевич.

— Друг Гныщевич, ай-ай-ай, — пожурил его Хикеракли, — не быть тебе сутенёром для состоятельной публики с таким деревенским пониманием предмета! Учись, пока я жив: оскопист — это всё-таки про душу, а не про тело. И про её, души, способность…

— Хватит, — негромко, но внятно произнёс граф Набедренных.

Именно «произнёс». Не «приказал», не «попросил».

Хикеракли умолк мгновенно, даже удивительно, что не стал на инерции зубоскалить.

— Граф, а вы про обыски уже слышали? — быстро нашёлся всегда спокойный и миролюбивый господин Драмин. — Про то, что на стройке второго кольца казарм творится?

— Ой, а мне ведь тоже есть о чём всем вам рассказать! — вспомнил господин Приблев. — Масштаб иной, но всё же: сегодня я был на практике в лечебнице и столкнулся там с пациентом, которого…

Золотце — как мог бесшумно — улизнул в переднюю. Лучше ему сейчас покурить на свежем воздухе, может, схлынет гнев.

Проклятый граф обменял верфь на оскописта. Веня стоит верфи. Уму непостижимо.

А ведь именно третью грузовую граф намеревался реформировать! Там ведь должны были остаться свободные эллинги, они ведь размышляли с графом, как один из эллингов огородят и переоборудуют под цех с алхимическими печами — когда Золотцево дело пойдёт в гору и под нужды бывшей лаборатории лорда Пэттикота понадобится целый цех.

Не понять же пока, открывает или закрывает перед Золотцевым делом двери в будущее налог на бездетность.

Сам Золотце открыл прозаичную дверь на улицу и увидел, как батюшка не менее прозаично закрывает садовую калитку за Тимофеем Ивиным.

— Интересный мальчик, — брякнул батюшка, поравнявшись с Золотцем, — но неврастенический.

Необходимость переспрашивать, куда и зачем ушёл Тимофей Ивин, отпала.

А из дома в скромный — в Старшем районе себе иного не позволишь — сад вышел ещё и хэр Ройш.

Батюшка, наоборот, в дом вернулся, коротко с ним раскланявшись.

— Пока господа повторяют пройденное ради графа и его выгоднейшего приобретения, — начал хэр Ройш, — я хотел бы обсудить с вами с глазу на глаз вопрос куда более деликатный, чем все сегодня поднятые.

— Я ваш, — чуть нахмурился Золотце, не ожидая уже от сегодняшнего дня ничего хорошего, и с наслаждением втянул папиросный дым.

Ноябрьским днём курить в саду без пальто — изысканное блаженство не для каждого. Как твиров бальзам, которого попросил Веня и к которому Золотце сейчас с радостью бы приложился сам.

— Вы ещё помните, как мы говорили пару дней назад, на параде — об ответственности, что взял на себя персонально мой отец?

— Конечно. Эта ответственность распадалась на две практические задачи: непосредственное расследование деятельности листовочников и работа над законодательным запретом листовок с призывами… С теми призывами, которые он сочтёт осмысленным запретить.

— Рад, что вы не слишком отвлеклись на чепуху, — сухо отозвался хэр Ройш, но Золотце готов был поклясться, что то был комплимент от сердца чистого и даже в своём роде пламенного.

На их головы меланхолично опускались хлипкие ноябрьские снежинки, и уже один этот факт ставил чепуху на место чепухи, высвобождая разум для действительно значимых проблем.