Пёс имперского значения

— Вы же читали.

— Понятно. А вот это?

— Тем более. Понимаете, барон, мы настолько засекреченные люди, что любое упоминание о нас чревато самыми грустными последствиями. Скажу даже больше — Иосиф Виссарионович будет вынужден лично застрелить Вас, во избежание утечки информации. А он этого не любит. В смысле — лично не любит стрелять. Так что не стоит доставлять неприятности вождю.

— Конечно! — баварец, в полной мере осознавший степень ответственности, изобразил на документе витиеватую подпись. А потом привычно сунул шариковую ручку себе в карман.

Но Лаврентий быстро спохватился и отобрал явный анахронизм. После этого включил компьютер и, ожидая пока загрузится, потянулся к коньяку.

— И Вам рекомендую, Эммануил. Взгляд в будущее — штука тяжёлая, не каждые нервы способны такое выдержать.

— Они у меня крепкие.

— Характер нордический? Ну-ну… воля Ваша, — товарищ Берия подвигал курсором. — Наслаждайтесь.

Нет, не зря мы провели несколько бессонных ночей, монтируя этот фильм. Уже через несколько минут рука барона потянулась к бутылке, и он, игнорируя протянутый стакан, приложился к горлышку. Да, кадры с пленными, захваченными под Сталинградом, произвели на немца большое впечатление. Закутанные в грязные одеяла и женские платки фигуры с поднятыми руками…. Запорошенные снегом трупы в легко узнаваемой форме вермахта… Бесконечная колонна, медленно бредущая по Москве… Залп реактивных миномётов, и то, что осталось после него от окопов….

Пустая бутылка в руке фон Такса хрустнула, раздавленная судорожным движением, и просыпалась на белую скатерть вперемешку с каплями крови — в немецком офицере с оторванными ногами, валяющемся у разбитого танка, он узнал себя. Лаврентий прикурил сигарету и отдал барону. Тот сжёг её за три затяжки, не отрывая взгляд от экрана. Лицо побледнело и осунулось. А потом…, потом стало ещё хуже.

Дальше пошла кинохроника, снятая союзниками. Разрушенный Дрезден, бомбы, падающие на жилые кварталы Берлина, дома, скалывающиеся с лёгкостью доминушек. Грязные, оборванные дети, выпрашивающие хлеб у британских танкистов на улицах Мюнхена. Панорама горящих городов, толпы растерянных беженцев. Драка из-за брошенной американским офицером пачки с тремя сигаретами.

— Хватит, — едва прохрипел барон, пытаясь растереть рукой внезапно онемевшее горло. — Не могу больше.

— Надо, — жёстко ответил Берия. — Теперь посмотри — за что всё это вам. Не думай, что пострадали как невинные овечки. А отвернёшься — пристрелю.

Эммануил фон Такс взял ещё одну сигарету. На этот раз она закончилась ещё быстрее. Представляю его состояние, если мне самому до сих пор больно и страшно смотреть на это. Минут двадцать мы сидели в тишине, нарушаемой только шелестом листьев и чуть слышной тревожной музыкой из динамиков.

— Что, доволен? — Лаврентий Павлович ударил вопросом. — Ну и как тебе такое будущее?

Баварец не отвечал, глядя в одну точку.

— Ладно, можешь не говорить. Давай ещё заглянем лет на семьдесят вперёд. Как раз будешь столетний юбилей праздновать.

— Не буду.

— Почему?

— Я же там остался, — он показал на монитор. — Около танка.

— Ты этого хочешь?

— Нет.

— Так не делай! Право выбора всегда остаётся за тобой. И от тебя тоже всё зависит. Хочешь, чтобы было вот так? — Берия включил небольшой ролик о жизни современной Германии. С венчанием педиков в Кёльнском соборе. С натовскими базами. С турецкими свадьбами у Бранденбургских ворот. С толстыми фрау, поедающими гамбургеры чудовищных размеров. С погромами, устроенными антиглобалистами и футбольными фанатами. С умирающими от передозировки наркоманами. С гей-парадом на Унтерденлинденштрассе. С Ангелой Меркель на трибуне в бундестаге.

Почему-то именно последнее, добило барона окончательно.

— Так не должно случиться!

— Я знаю, — невозмутимо ответил Лаврентий Павлович.

— И этого не будет!

— Надеюсь.

— Значит, опять война?

— Знаете другой способ?

— Но я не люблю войну.

— А кто же её любит, барон….

Житие от Израила

Пока товарищ Берия проводил политическую и моральную обработку Эммануила фон Такса, а Гиви беззастенчиво делал вид что спит, я с лёгкой грустью заканчивал ревизию наших запасов. Раз уж по молчаливому согласию выбрали завхозом нашей экспедиции, то и все заботы о пропитании лежат на мне. Не, не подумайте чего плохого, и не упрекайте в скаредности, но по моему скромному мнению Лаврентий зря прихватил своего барона. Дальние перспективы большой политики — это, конечно, хорошо. Но посмотрите, люди добрые, он же хлещет дорогущий коньяк как воду! Вторая бутылка пошла, и всё из горлышка. Вот она, хвалёная европейская культура пития в действии. У себя дома, наверняка, наливает в рюмочку по чуть-чуть, лишь бы губы смочить, так, что поллитры хватит на дивизию по штатам военного времени. Да ещё грамм двести на опохмел останется. Ну что за народ, а?