Пионеры Вселенной

Одна оказалась трудом по химии на немецком языке, а другая была английская. Сергей не знал английского языка, но, листая книгу, по рисункам и отдельным словам догадался, что в ней описывались порох и пироксилин.

«Почему здесь эти книги? Неужели Коля Кибальчич изучает взрывчатые вещества? Зачем это ему? А?.. Неужели для партии? Неужели этот взрыв в Зимнем?.. Нет, не может быть… А если причастен?..»

Послышались шаги в передней. Сергей поспешно положил книги на стол и отодвинулся. Дверь распахнулась, вошел Кибальчич, неся пыхтящий самовар.

– Вот это браво! – воскликнул Сергей и вскочил, чтобы помочь другу.

За чаем друзья разговорились по душам.

– Ты говоришь, Сережа, что летом был в нашем Новгород-Северске. Ну как он, что?

– Все так же, Коля, зеленый и тихий городок, только река немного обмелела – посредине песчаная коса… Видел многих наших товарищей по гимназии. Вспоминают тебя…

– Спасибо! А что, не был ты, Сережа, в Коропе? Не слышал про моего старика?

– Как же, как же, был в нашем родном городке. Виделся и говорил с твоим батюшкой, Иваном Осиповичем… Еще в Новгород-Северске я слышал, что отец Иоан по-прежнему в Коропе, в Успенском храме. Но будто бы тяжело хворал… Вот я и поехал, чтоб навестить.

– Спасибо, Сережа. Как же он теперь? – сцепив пальцы рук, спросил Николай.

– Слава богу! Здоров. Меня принял приветливо. Вспомнил, как готовил нас с тобой в гимназию. Славный старик.

– Спасибо, друг! Обрадовал. Я ведь не могу переписываться.

– Ну да, Коля, дорогой, я все понимаю… Думаю, что и он догадывается о твоем положении.

– Расспрашивал? – насторожился Кибальчич.

– Весьма сдержанно. Да и что я мог сказать? Спросил: не слышал ли что про тебя? Видно, тоскует… Потом заговорили о нашем детстве. Вспомнили твою покойную матушку; как она нас учила языкам, музыке, какая была ласковая, заботливая, Он всплакнул…

– Да, маму жалко – мало пожила, – вздохнул Кибальчич и незаметно смахнул слезу. – С ее смертью опустел наш шумный дом.

– Да, Коля, это было тяжело пережить… – сочувственно вздохнул Стрешнев и, помолчав, опять заговорил:

– Помнишь, когда была жива твоя матушка, какими счастливыми мы были. Помнишь прогулки с ней в луга и в лес за цветами? А рыбалку и купание в Десне?

Тихая улыбка озарила лицо Кибальчича:

– Да, Сережа, было чудесное время! Мама как-то умела сдружить семью, принять друзей. Жили весело. Отец в одиночестве, наверное, совсем одряхлел и одичал?

– Очень просил разыскать тебя и сказать, чтобы о нем не беспокоился. Братья и сестры здоровы. Он любит тебя и молится, чтоб бог послал тебе счастье.

– Ссорился я с ним. Не хотел учиться в духовной семинарии, а он настаивал. Еле уломали его тогда.

– А потом, когда узнал, что ты лучший ученик в гимназии, – смирился.

– Все это так, Сережа! И о счастье сына он молится. Молится, а не знает, что счастье мое совсем в другом… Сейчас, Сережа, надо думать не о себе, а о народе. Бороться за его свободу. В этом высшее призвание и истинное счастье!

– Ты умница, Николай. У тебя и раньше все было ясно и определенно. Ты видишь цель жизни, а я вот часто теряюсь… мечусь… Конечно, нужно бороться с деспотизмом. Я внутренне чувствую такую потребность. И кажется, минутами готов на самый отчаянный шаг. А иногда меня гложет сомнение.

– В чем именно?

– Да вот, хоть сегодняшний случай. Этот ужасный взрыв в Зимнем. Слышал, в подвале погибло много ни в чем не повинных солдат. Как подумаю, меня начинает трясти. К чему эти жестокие меры? Разве нельзя иначе? Зачем убивать государя? Он так много сделал добра.

– Кому? – нахмурясь, спросил Кибальчич.

– Как, ты отрицаешь? Но ведь он же отменил крепостное право. Недаром же его называют «царь-освободитель»!

– Это Александр Второй сделал не из добрых побуждений, а из боязни революции. Он сам говорил дворянам: лучше отменить крепостное право сверху, чем дожидаться, пока оно будет отменено снизу.

– Положим, так, – возбужденно продолжал Сергей. – Ну, а учреждение земств, а введение в России высшего образования для женщин? А завоевания?

– Свои благодеяния царь утопил в крови революционеров и лучших людей России. Кто устроил позорную казнь Чернышевского? Кто построил виселицы по всей империи? Что молчишь? Он не царь-освободитель, а царь-деспот! Царь-тиран! Казненные им вопиют о мщении, и возмездие должно свершиться!

Сергей обхватил голову руками:

– Но это ужасно, ужасно!

Кибальчич встал, прошелся и, сев на диван рядом со Стрешневым, обнял его:

– Сережа, милый мой друг! Нельзя быть таким сентиментальным. Революционная борьба непреклонна. Она не знает компромиссов и жалости. Порой я сам сомневаюсь, верный ли путь борьбы избрала партия «Народная воля»? Но я решительно за то, чтоб не склонять головы пред деспотом, а вступить с ним в бескомпромиссную схватку. Партия «Народная воля» не раз призывала царя к благоразумию и милосердию. Но царь продолжал тиранствовать, и партия решила его казнить. За сегодняшним взрывом несомненно последуют другие… И тиран будет уничтожен!

Сергей схватил руку Кибальчича: