Пинка Удаче

Лук представил, как он сейчас… нет, сначала он дождется фотографий, проверит их, сунет слегка похрустывающий, словно бы накрахмаленный, конверт с домотканым лейблом: изображением этого тщеславного Макова… — пронзительный взор поверх очков, «мастер-фотограф» — боже ты мой! — …во внутренний карман куртки, а потом уже пуганет их громкими претензиями по поводу отсутствия квитанции!.. Нет, не годится. Сначала-то они, конечно же, испугаются, застигнутые врасплох, но быстро придут в себя: все-таки, не первый день в своем ателье, — и тут же начертают ему эту злосчастную бумажонку-чек, внесут в рабочий журнал, а потом возьмутся писать объяснительные во все инстанции о злонравном и склочном господине, который хотел облыжно обвинить непонятно в чем капитана маленького, но гордого фотобизнеса… вероятно, спьяну, или обидевшись на зеркало, сиречь фотографию, адекватно воспроизведшую в цвете все особенности потасканной физиономии своего не очень нормального и не очень умного владельца. Нет, претензии такого рода в лоб не покатят. Это нужно тихо и скромно выйти, а потом бежать куда-то… — Лук совершенно не представлял направления — … в общем, по соответствующим фискальным адресам, например, в ближайшее ментовочное отделение…, знать бы хоть, где оно…, там написать жалобу… Потом последует рейд, внезапная проверка по горячим следам… он увидит растерянность и ужас господина Макова перед неизбежными санкциями, быть может даже разорением… горькие слезы раскаяния и отчаяния его невзрачной компаньонки, доверившей свою бесцветную судьбу… Бредятина, тьфу! Знали бы его читатели, о чем он… Нет, все должно быть не так. Сразу же, как только получит в руки фотографии, — но не раньше — обратится он к этому Макову: «Уважаемый господин Маков!..» Нет, не буду говорить уважаемый! «Послушайте, господин Маков! Владимир… не знаю как по батюшке… впрочем, сие не важно! А важно то, что я хочу вам сказать. А хочу я вам сказать несколько фраз, которые не успеют утомить ваше внимание, и без того истерзанное долгим рабочим днем, но быть может, принесут вам пользу… Если, конечно, вы захотите услышать мои слова…» Нет, сие было бы долго и слюняво, этот тип четыре раза успеет меня перебить и оборвать, и тогда, на четвертый раз, я не выдержу и так ему врежу… Стоять, Зорька: никаких всплесков, только солидный и несуетный обмен — словами, аргументами и мнениями! «Господин Маков! Вот я посмотрел, как вы работаете — и остался недоволен. Вы нехорошо, неправильно обращаетесь с вашими посетителями, грубо разговариваете, вероятно, подпитываясь ложным чувством превосходства над окружающими. Я даже не о квитанции говорю, которой, кстати, я так и не увидел… Не надо мне вашей квитанции! Но впредь я в ваш салон — ни ногой! Сам не пойду и никому из знакомых не порекомендую. А при случае — обязательно отговорю пожелавших. Я… журналист… я бы мог написать о вас в газете… «Петербургский вестник», к примеру, нелицеприятно, с указанием адреса, претензий и прочего, и вы не сумели бы обвинить меня ни в клевете, ни в диффамации, ни в рейдерском захвате, поскольку я ушел бы тихо, квитанции не требуя, но сохранив и конверт ваш, и лишние фото, чтобы вам было нечем оправдываться и что-то там подчищать задним числом в бумагах… И одним хамским бизнесом на земле стало бы меньше, а тебе лично, урод, я бы начистил…» Стоп. Ибо сказано: брань уравнивает все спорящие стороны не хуже Кольта и укладывает их мордами в грязь быстрее Калашникова. «…И одним бизнесом, практикующем неуважительное отношение к потребителю, стало бы меньше на белом свете. К вам бы перестали ходить, ибо вы не один на свете фотограф… точнее — ремесленник от фотографии. И ваша фирма разорились бы, перестала существовать и обеспечивать вам и вашим близким ежедневное пропитание. Я внятно изложил свои мысли? Спасибо за внимание, господин Маков, счастливо оставаться!»

Плохо. Плохо, плохо, малоубедительно, скомкано, аргументов ноль, одни завывания. Этот Маков отгавкается точно такими же безумными эмоциями, потом велит своей Манечке-Леночке выдавать квитанции всем посетителям, потом вместе, за чаем или кофе, они повздыхают над своей тяжелой участью — работать с дебилами и кляузниками, а на следующий день, вряд ли через два, забудут и о нем, и о перебранке, и даже о своем мимолетном, сгоряча принятом, намерении предохраняться квитанциями.