Одновременно в нем нарастало ощущение, что сама судьба предопределила ему сыграть особую роль в польской истории, и он исполнит эту свою миссию, даже вопреки желанию поляков. Показательно в этом отношении его письмо Сокольницкому и Соснковскому от 14 ноября 1915 года. В нем Пилсудский поведал о посетившей его мысли о том, что он послан Польше в наказание за какие-то страшные провинности в прошлых реинкарнациях. Что он, по своей природе любитель риска и вояка, должен пройти весь крестный путь по земле с народом, который как черт ладана боится риска, дует на холодное и немедленно пасует перед любой борьбой. И ничего с этим поделать нельзя – нужно до конца отбыть эту миссию или срок наказания. Когда народ не хотел войны, он рискнул начать войну от имени своего народа – и в наказание сразу же попал в тюрьму. Имел задатки стать вождем, но любимый народ сразу же подрезал ему крылышки и сказал: «Стой, братишка, иди, как и твой милый народец, в презренные наемники. А, тебе все еще мало! Весь народ ждет практического шага – шага большой капитуляции! Чудесного шага без риска, шага запродажи себя в обмен на спокойствие и безответственность». Но он, Пилсудский, не сдастся, не продастся и рискнет сделать еще один безумный шаг. И надеется выиграть.
На первый взгляд мы имеем дело с исповедью человека, презирающего свой народ. Но если вдуматься глубже, то это монолог отчаявшегося борца, постоянно наталкивающегося на более сильные, чем его воля, обстоятельства. И все же он не сломлен, в нем еще жива вера, что не все потеряно, что у него еще есть шанс, и этот самый последний шанс он постарается использовать вопреки всему. Это еще одно подтверждение того, что Пилсудский был настоящим политиком, умевшим держать удар любой силы, подниматься с колен и начинать бой сначала.
Скорее всего, двухнедельное пребывание в Варшаве и Отвоцке во второй половине августа – начале сентября 1915 года убедило Пилсудского в необходимости внесения некоторых корректив в его план. Учитывая не только нежелание Центральных держав прислушиваться к его требованиям, но и противодействие ГНК, который стремился подчинить своему влиянию Царство Польское, командир 1-й бригады легионов еще больше утвердился во мнении, что Польскую военную организацию следует обязательно развивать, сохраняя при этом ее полуконспиративный характер. На одном из совещаний 21 августа 1915 года с участием руководителей ПВО он заявил, что наступил момент, когда нужно выдвигать требования в адрес оккупантов, а не предлагать им свои услуги. Нужно начать игру на повышение значимости польского вопроса на международной арене. В России неизбежны революция и падение самодержавия, поэтому отношение к ней теряет политическую актуальность. Но вместо русского появляется новый фронт. Хотя он и не назвал его прямо, но, учитывая предшествующие его заявления близким людям, это могла быть только будущая борьба с Центральными державами. Поэтому бригадир потребовал дальнейшего развития ПВО, а также намекнул, что, возможно, он будет вынужден пойти на жесткие действия в отношении легиона.
Его слова о возможном изменении отношения к польскому легиону не были пустым звуком. По всей видимости, они свидетельствовали о серьезной переоценке Пилсудским роли легиона, с помощью которого он в 1914 году надеялся получить у Германии и Австро-Венгрии добро на создание независимого государства на территории бывшей русской Польши и желании закрыть эту страницу своей политической биографии. О направлении планировавшейся смены политической линии он дал понять Яворскому уже 1 сентября 1915 года. В своем письме бригадир требовал от ГНК прекратить набор добровольцев в легион, резко критиковал его командование за покорность австрийцам и заявил, что поскольку компромиссное решение, заключающееся в назначении его командиром легиона, невозможно, то он не исключает, что покинет его ряды вместе со своими единомышленниками.