Новая тактика Пилсудского углубила трещину, возникшую в движении сторонников освобождения Царства Польского из-под русского господства еще в 1914 году, в момент создания Главного национального комитета. Те организации, в которых влияние Пилсудского было преобладающим, пусть не сразу, но переходили на его сторону. Так, Главный комитет объединенных партий-сторонниц независимости 1 сентября 1915 года известил о прекращении вербовки в легионы до проведения в них изменений, учитывающих национальные устремления поляков Царства Польского или соответствующего решения представляющего их полномочного национального органа.
Основным оппонентом Пилсудского стал ГНК, пытавшийся развернуть в Царстве Польском активную пропагандистскую и организационную деятельность в пользу австропольского варианта решения судьбы этой провинции. Биографы Пилсудского обычно указывают на незначительное влияние комитета в русской Польше в тот момент, но ведь и резонанс от деятельности самого бригадира также был невелик. Большинство жителей по-прежнему занимали выжидательную позицию.
Раскол в лагере сторонников изменения статуса Царства Польского выразился, в частности, в том, что с лета 1915 года с легкой руки популярного в то время писателя Юлиуша Каден-Бандровского в политический обиход вводится термин «пилсудчики»: так называлась его опубликованная в июле 1915 года книга. Если распространенный до войны термин «ирредентисты» охватывал всех сторонников освобождения Царства Польского из-под русского господства, то «пилсудчиками» считались только военнослужащие 1-й бригады легиона и преданные своему лидеру политики. Заметим, что круг людей, приближенных к Пилсудскому, не был постоянным. Во второй половине 1915 года своеобразным пропуском в него было отношение к новому плану вождя. Все сомневавшиеся в правильности курса на конфронтацию с ГНК, даже если они были его давними соратниками, начинали терять его полное доверие, постепенно отодвигаясь на второй план. Так случилось, например, с Сокольницким и Сливиньским. Отходили в тень и его бывшие товарищи по ППС, в деятельности которой Пилсудский с начала войны участия не принимал. Их место занимали молодые офицеры 1-й бригады, слепо доверявшие своему командиру.
Во время войны получил дальнейшее развитие наблюдавшийся уже накануне ее процесс нарастания дистанции между Пилсудским и его окружением. Биографы отмечают, что все меньше становилось людей, осмеливающихся делать ему замечания. Он отдалялся от прежних приятелей, а с новыми сотрудниками уже не допускал близких отношений. Если в бытность его в руководстве ППС он со многими соратниками был на короткой ноге, то в годы войны ситуация кардинально изменилась. За исключением Дашиньского, он с 1914 года и вплоть до своей кончины ни с кем не выпил на брудершафт, в том числе со своим начальником штаба Соснковским и своим будущим преемником на посту Генерального инспектора польских вооруженных сил Эдвардом Рыдз-Смиглы. Он вообще никогда и ни к кому не обращался на «ты», даже к рядовым и прислуге, но при этом любил употреблять в разговоре применительно к новым хорошим знакомым уменьшительные имена.
Неверно объяснять эти поступки Пилсудского какими-то изменениями в психике, появлением у него мании величия. Просто он был намного старше всех своих офицеров, у него был более богатый жизненный опыт, он генерировал идеи, разрабатывал планы, а они были только исполнителями. Но самая главная причина, несомненно, заключалась в том, что он проникся духом армии; ему нравились присущая ей иерархия, язык команд и приказов, солдатское братство. Совершенно не случайно со времени создания стрелковых союзов и до конца жизни полувоенная и военная форма была его любимой одеждой. Кроме того, в зрелом возрасте люди сближаются с окружающими не так быстро и близко, как в молодости.