Пилот «Штуки». Мемуары аса люфтваффе. 1939–1945

На ослепительно-голубом небе ни облачка. То же самое при подлете к морю. Над узкой полосой, занятой русскими войсками, мы встречаем несколько русских самолетов – но они не могут заставить нас отвлечься от цели. Мы летим на высоте 3 тысяч метров; огонь зениток страшен. Примерно в 15 километрах впереди видим Кронштадт; путь до него кажется нам бесконечным. При таком интенсивном обстреле каждый самолет может быть сбит в любой момент. Ожидание делает полет очень долгим. Штейн и я непреклонно продолжаем следовать своим курсом. Я говорю себе, что иваны не стреляют по нашим двум одиночным самолетам – они лишь открывают заградительный огонь на определенной высоте. Другие самолеты летят высоко – и не только не эскадрильей, но даже не звеньями и не парами. Мы считаем, что, изменяя высоту и описывая зигзаги, многократно усложняем задачу зенитчиков. Отдельно летят два штабных самолета с голубыми носами. Один из них бросает свою бомбу. Небо над Кронштадтом усеяно облаками разрывов – угроза быть сбитым очень велика. Мы все еще в нескольких километрах от нашей цели; впереди под углом я вижу «Марат» в гавани. Грохочут орудия, снаряды со свистом летят мимо нас, вспыхивают разрывы серо-синего цвета; все это напоминает стадо баранов, что резвятся вокруг нас. Если бы все это не несло смерть, то подобное зрелище можно было бы назвать воздушным карнавалом. Я гляжу вниз на «Марат». Рядом с ним стоит крейсер «Киров». Или это «Максим Горький»? Эти корабли раньше не принимали участия в обстрелах самолетов. Так же произошло и на этот раз. Они не стреляют по нас, пока мы не переходим в пикирование для атаки. Никогда раньше наш полет через линию обороны противника не казался нам столь медленным и опасным. Использует ли Штейн сегодня свои воздушные тормоза или же при таком сильном сопротивлении от них откажется? А вот и он. Воздушные тормоза выпущены. Я иду следом, бросив взгляд на его кабину. Штейн предельно сосредоточен. Итак, мы пикируем, соблюдая небольшую дистанцию. Угол пикирования, должно быть, между 70 и 80 градусами. Я уже четко вижу «Марат». Мы несемся вниз; корабль медленно растет, постепенно достигая гигантских размеров. Вся его артиллерия теперь направлена прямо на нас. Для нас в данный момент ничего не играет роли, кроме нашей цели: если мы выполним свою задачу, это спасет жизни наших братьев по оружию, воюющих на земле. Но что это? Самолет Штейна внезапно уходит далеко вперед. Может, Штейн убрал воздушные тормоза, чтобы лететь быстрее? Тогда я должен сделать то же самое. Я пускаюсь вдогонку за самолетом Штейна и скоро оказываюсь у него на хвосте, с трудом управляя самолетом. Прямо впереди я вижу искаженное ужасом лицо Леманна, заднего стрелка самолета Штейна. Он боится, что я отрублю винтом хвост и врежусь в него. Я насколько возможно увеличиваю угол пикирования – этот угол, должно быть, составляет 90 градусов – и проскакиваю мимо самолета Штейна на расстоянии волоса. Не предвестник ли это будущей удачи? Корабль точно в центре прицела. Мой «Ju-87» идеально выдерживает курс при пикировании, не отклоняется ни на сантиметр. У меня возникает предчувствие, что промахнуться просто невозможно. «Марат» – большой, как жизнь, – прямо передо мной. Моряки бегут по палубе, перенося боеприпасы. Я нажимаю на спуск бомбодержателя и всем телом наваливаюсь на ручку управления. Успею ли я выйти из пике? Мои сомнения не беспочвенные, поскольку я пикировал без воздушных тормозов и высота, с которой я сбросил бомбы, не более 300 метров. Штурман говорит, что 1000-килограммовые бомбы следует сбрасывать с высоты не менее тысячи метров, поскольку осколки могут разлететься на такое же расстояние, и спускаться низко означает подвергнуть риску самолет. Но я забыл об этом – так мне хотелось попасть в «Марат»! Я жму на ручку, почти не чувствуя пальцев, прилагая все силы. Я ничего не вижу, перед глазами черно – с подобным явлением я еще никогда не встречался. Но если это возможно, я должен вытянуть. В моей голове еще не прояснилось, когда я слышу голос Шарновски:

– Корабль взорвался!

Я осматриваюсь. Мы летим низко над водой – самолет чуть накренился. Позади над «Маратом» – огромный столб дыма, поднимающийся на высоту 400 метров. По всей видимости, бомба попала в орудийные погреба.

– Мои поздравления, командир.

Шарновски был первым, кто меня поздравил. После него меня начали наперебой поздравлять по радио другие экипажи. Со всех сторон несутся слова: «Отличное представление!» Стоп, неужели я слышу голос командира полка? У меня ощущение, какое бывает у спортсмена, когда он выполнил трудное упражнение. Хотелось бы сейчас посмотреть в глаза тысяч благодарных пехотинцев. Но теперь надо лететь на низкой высоте в направлении берега.

– Два русских истребителя, командир, – докладывает Шарновски.

– Где они?

– Гонятся за нами, командир.

Я вижу, как два самолета летят среди облаков разрывов.

– Идиоты! Их обоих сейчас собьют собственные зенитки.