Пилот-девица

— А уж в Усольске про все эти смотрины и рукобития без согласия невесты, то есть меня, уж и думать все забыли! Дикостью такое считают! Вот живи мы в Усольске, я бы и в академию поступить могла. Чтобы на пилота учиться!

— По-любому нет в Усольске академии, — вставил дядя Толя.

— А я и не говорю, что есть! Не говорю! Но я бы из Усольска в Новгород полетела! — («Так и сейчас вроде ничего не мешает», — подумал дядя Толя, но промолчал.) — А так всю жизнь с детьми сидеть… То кормишь, то опять беременная… То беременная, то кормишь… И так — всю жизнь, до самой смерти!

После этих слов Василиса опять зарыдала. Да еще горше прежнего.

Нет, Ангелина, его дочь Ангелина никогда не рыдала так. Не было повода.

И тут в душе у дяди Толи что-то важное дрогнуло. Он допил свою водку и сказал Василисе твердым отцовским голосом:

— Василиса, прекрати реветь. И послушай, что я тебе скажу.

Василиса — к его в общем-то немалому изумленью — взяла да и вняла, глядя на него своими ясными голубыми глазами.

— Если тебе замуж выходить не хочется, ты замуж выходить не обязана. Нет в законах Большого Мурома такого правила, что одни люди за других решают, выходить им замуж или нет, — говоря это, дядя Толя был вынужден напустить на себя авторитетный вид, поскольку на самом деле он не знал, что там творится — в этих самых законах Большого Мурома (исключение составляло знаменитое Губное Право). — Ты, в конце концов, теперь самостоятельная гражданка с документами. Я имею в виду, что Личная Грамота у тебя есть. И ты вольна ехать куда угодно. И учиться на кого угодно! Хоть на пилотессу, хоть на собачьего парикмахера, а хоть бы даже и на оператора машинного доения средиземноморских дельфинов! Поэтому если ты действительно не хочешь замуж за Юлиана, вот совсем-совсем не хочешь, ты хоть завтра можешь вещички свои собрать — и фьюить! Упорхнуть на все четыре стороны!

— Да кто же мне позволит-то? — неуверенно пробормотала Василиса.

— А ты меньше спрашивай у тех, кто тебе не позволит. Делай так, как тебе лучше. Взрослая ведь уже. Иначе будешь потом жалеть о своем малодушии всю оставшуюся жизнь.

— Да на чем же я улететь отсюда могу, дядя Толя? В моей копилке денег совсем немного! До Усольска доехать я еще кое-как исхитрюсь. Ну может даже в гостинице ихней пожить смогу недельку-другую. Но даже до Новгорода Златовратного мне никак не добраться! Ну разве что если материны украшения продать — жемчуга, браслеты, парчи да убрусы, серебряной нитью вышитые… Но их еще у материных родычей выцыганить надо… Проще три войны осилить, чем с теми родычами квасу выпить…

— Вот, украшения продать… Уже вижу, намечаются кое-какие подходы к решению проблемы! — одобрительно заметил дядя Толя. — А то ревешь да ревешь, как будто дошкольница неразумная. А ведь взрослая баба!

— А сколько денег мне с собой надо?

— Бери все. Не прогадаешь, — серьезно сказал дядя Толя. — Потому что даже если я тебя до ближайшей населенной планеты прокачу задаром, там тебе точно деньги понадобятся. Даже при условии, что ты устроишься работать.

— Но на чем вы меня прокатите задаром?

Дядя Толя в ответ только хитро улыбнулся. Но Василиса, к его приятному удивлению, смекнула:

— Неужто на том корабле, что мой батюшка с Ветераном у вас захватили?

— Угадала, егоза. На нем самом. Если твои родичи ничего там не напортили, он должен быть вполне пригоден для взлета и выхода на орбиту.

— Да цел-целехонек корабль ваш! Ведь они продать его хотят деляге одному из Усольска, Пахомом кличут…

— Вот бы и впрямь так было, как ты говоришь… — мечтательно промолвил дядя Толя.

Как хотелось ему побыстрее покинуть опостылевший лес и очутиться в уютном кресле пилотской кабины! Как хотелось ему шотландского ржаного самогона «виски»! Лонг-Айленда! Куба либре! И мохито со свежей клубникой тоже хотелось!

— Но главное, — нахмурившись заметила Василиса, — флуггер-то ваш охранять велено! Там, возле него, всегда двое наших дежурят! Сменяются три раза на дню! Но дежурят! Я ведь откуда это знаю? Подруга моя, что Голубою зовется, к стражникам этим приставлена с целью ихнего кормления. Готовит она, значит, для них. И трижды в день всякую вкусность дармоедам этим носит, в укрытие ихнее…

— Значит Голуба, — лукаво улыбнулся дядя Толя и на радостях плеснул себе еще «Народного вече». — Значит, еду им носит… А питье носит?

— И питье носит! Квас, сбитень, молочко парное, — подтвердила Василиса.

— Ну, это просто идеально. Подсыплем им в питье андокордина, и дело с концом!

— Неужто яду?! — Василиса отпрянула, испуганно прикрыв рот ладошкой.

— Да нет же, глупая. Не яду. А сильного снотворного напополам с обезболивающим, — объяснил дядя Толя и, не заметив на лице Василисы тени понимания, добавил:

— Ну, дурмана по-вашему. Я это зелье тут, в своей аптечке раскопал. Сам его пару раз пил. И должен тебе сказать, не успеваешь эту отраву ко рту поднести, как сразу уже и дрыхнешь сном праведника!

— А Голуба разве подсыпать мне разрешит? — с сомнением сказала Василиса.