Пикник и прочие безобразия

— Единштвенный шпошоб ушпокоить меня — вытащить вашего паршивого щенка из постели моей жены, — громко возвестил Реджи.

Герцог в замешательстве окинул взглядом ресторан. Окружающие нас итальянцы, не привыкшие к таким откровенным разборкам среди англосаксов (особенно британцев), смотрели на нас с живейшим интересом.

— Именно для этого я и приехал в Венецию, — сообщил герцог.

— И што же ты хочешь шделать? Наушкать его ешшо на чью-нибудь жену?

— Я намерен серьезно поговорить с ним, — ответил герцог. — Мне эта связь противна так же, как вам, если не больше. И ей будет положен конец.

— Не шмей называть мою жену шва… шва… швязью. — Реджи побагровел до такой степени, что казалось — его вот-вот хватит удар. — Кто ты такой, черт дери, штобы называть мою жену швязью, а?

— Не вижу ничего пренебрежительного в этом слове, — холодно ответствовал герцог, — однако вы должны согласиться, что такое положение терпеть невозможно. Не говорю уже о разнице в возрасте. Это само по себе ужасает. Но если отставить это в сторону, вам должно быть ясно, что мальчик, как-никак, наследует титул герцога, а это обязывает его быть разборчивым в своих связях.

Реджи не сразу подобрал нужные слова для ответа.

— Клянусь, — сказал он наконец, — ты шамый большой кушок хо… ходячего коншкого навоза, какой я когда-либо видел.

— Реджи, дорогой, разве можно говорить такие вещи герцогу? — воскликнула шокированная Урсула.

— А почему нельзя? — рассудительно вопросил Реджи. — Ешли он щщитает, что моя жена неровня его паршивому щенку, тогда он без шон… без шон… шомнения самый большой и самый вонючий ходячий кушок коншкого навоза за пределами ипподрома Ашкот.

Спорщики сверлили друг друга свирепыми взглядами. И в эту самую минуту Урсула снова взвизгнула, потому что нас второй раз поразил гром среди ясного неба. В ресторан, держась за руки, вошли Перри и Марджери. Она — миловидная женщина, отдаленно похожая на девиц с полотен Гогена, он — стройный, гибкий, пригожий молодой человек в байроновском стиле. Не успел я сделать эти наблюдения, как Реджи, взревев, точно поранивший лапу лев с несварением желудка, поднялся со стула и дрожащим пальцем указал на влюбленную парочку, которая в ужасе замерла на месте, потрясенная внезапной встречей.

— Вот они — твой паршивый щенок и его швязь, — прокричал Реджи. — Сейчас я…

Черт дернул меня встать и положить руку на плечо Реджи, чтобы удержать его от опрометчивых действий.

— Постой, Реджи, — сказал я, — ты же в три раза здоровее его…

Я не успел договорить. Схватив отвороты моего пиджака огромной ручищей, Реджи поднял меня, как пушинку, и аккуратно опустил прямо на тележку со сладостями, которую весьма кстати катил мимо нас один из официантов. Мое приземление на тележке причинило непоправимый ущерб персикам с мороженым и ликером, роскошному клубничному торту, изысканному бисквиту со всякой липкой начинкой и великому числу сортов мороженого. Вид столь буйного проявления силы вывел Перри из оцепенения, он отпустил руку Марджери и обратился в стремительное бегство. Издав еще одно львиное рыканье, Реджи с поразительным для его сложения проворством помчался вдогонку, сопровождаемый по пятам Марджери, которая кричала: «Убийца, не смей его трогать!» Следом за ней бежал герцог, крича: «Если с его головы упадет хоть один волос, я подам на вас в суд!» Облепленный мороженым, бисквитом и клубникой, я сделал единственное, что мне оставалось, — швырнул на стол пачку банкнотов, схватил за руку Урсулу и побежал за нашими соотечественниками. Оказалось, что Перри несколько опрометчиво выбрал для бегства переулок, ведущий к площади Святого Марка. Держись он и дальше одних переулков, пожалуй, смог бы уйти от погони, но Перри выскочил, распугивая полчища голубей, на просторы огромной площади, где превосходство Реджи в скорости погубило беглеца. У Большого канала Реджи настиг его и схватил за шиворот. Когда мы, тяжело дыша, прибежали туда же, Реджи тряс Перри, будто куклу, осыпая бессвязной бранью. Конечно, мне следовало бы вмешаться, однако я уже испытал на себе реакцию Реджи на такие попытки и, учитывая непосредственную близость канала, посчитал, что мне больше подходит роль труса.

— Отпустите его, вы, громила! — прокричал герцог, запинаясь от недостатка воздуха.

— Отпусти его, отпусти, отпусти, он совсем слабенький! — визжала Марджери, колотя ладонями по широкой бесчувственной спине супруга.

— Дорогой, это все ты виноват, — тигрицей обрушилась на меня Урсула. — Сделай же что-нибудь!

Не успел я, однако, упрекнуть ее в вероломстве, как Реджи подтянул Перри к себе вплотную, сверля его взглядом.

— Меня тошнит от этого твоего паршивого папаши, и меня тошнит от тебя,

— заорал он. — Так, значит, по мнению твоего вонючего родителя, моя жена недоштаточно хороша для тебя, а? Ладно, я вам покажу — вот ражведушь с ней, и можешь брать ее в жены, будь ты проклят!

Площадь Святого Марка — излюбленный аттракцион туристов, посещающих Венецию, а потому вполне естественно, что за нами с великим интересом следила многотысячная и многонациональная толпа.