Пик

— Ну да, за стол и кров. — улыбнулся Сунджо. — Точнее, за стол и палатку. А там, глядишь, и что-нибудь еще нарисуется.

Стол и палатка — маловато для оплаты школы.

— Я могу поговорить с папой, — предложил я. — Кто знает, если я попрошу его, может, он наймет тебя за что-нибудь более существенное?

Сунджо покачал головой:

— Думаю, это лучше оставить на усмотрение Запы. Он взял меня на гору. Ему и решать.

Скальные Угри

ВМЕСТО ТОГО ЧТОБЫ СРАЗУ ПОЙТИ К ДЖОШУ и поговорить с ним по душам, я забрался к себе в палатку, залез в спальник и заснул.

Я знаю, вы только что сказали: АГА, СТРУСИЛ! Ну, может, вы и правы. Но что я мог ему сказать? «Нет, папа, я не дам тебе меня использовать!» Или еще лучше: «Я немедленно возвращаюсь в Нью-Йорк садиться на полтора года за решетку. Вот тебе, папаша! Ну что, съел?!»

И в любом случае перед разговором мне надо было поспать. На высоте пять с лишним километров быстро устаешь даже от простой ходьбы туда-сюда. Да и не надо было в итоге мне его искать, он сам меня нашел.

— Спишь? — спросил Джош.

— Не-а, — сказал я, хотя спал еще за миг до того, как он залез в палатку и застегнул вход на молнию.

— Как, успел немного посмотреть лагерь?

— Да, чуть-чуть. Как я погляжу, у тебя тут немало конкурентов.

— Заметил, значит? На следующий год их будет сильно меньше. Число людей, у кого есть деньги, время и желание мучиться на этой горе, не бесконечно. Нынешний год — последний для многих фирм.

— Включая и «Жизнь на пике»? Джош ухмыльнулся.

— Мама говорила, ты парень не промах, — сказал он. — Думаю, наблюдательность — это у тебя от нее.

Терпеть не могу, когда мне льстят.

— Хватит ломаться. Что у тебя проблемы, видно без очков. Насколько все плохо на самом деле, давай колись.

— Как сказал судья, на бумаге я преуспевающий бизнесмен. А на самом деле я в долгах по самые... карабины.

А вот юмор — другое дело. Я рассмеялся в ответ.

— Если в этом году у нас все пройдет хорошо, — продолжил Джош, — то в следующем мы сможем вернуть часть убытков. Все зависит от того, сколько людей мы сможем завести на вершину за следующие недели и сколько внимания этому уделит пресса.

— И поэтому я здесь, — сказал я.

Джош сделал лицо, какое бывает у проштрафившихся школьников.

— Ну, в частности, — сказал он. — Но не только.

Ага, щас. Поэтому и только поэтому, ищи дурака, подумал я. Можно пойти и ва-банк.

— Выкладывай начистоту. Если бы мне уже было пятнадцать, ты бы полетел в Нью-Йорк?

Он ответил не сразу.

— Едва ли. На мне висела группа ничего не умеющих людей, собравшихся на Эверест, когда мне позвонили.

Я бы обрадовался куда больше, если бы он приехал в Нью-Йорк спасать меня потому, что в беду попал я, а не он.

— Самым молодым американцам, которые зашли на Эверест, было по двадцать лет, — объяснил папа. — Так что даже если бы тебе было пятнадцать, это могло сработать. Но, сказать по правде, куда интереснее забросить на вершину четырнадцатилетнего, особенно в свете твоих приключений в Нью-Йорке.

В этом году на гору идут одна знаменитость за другой: пара рок-звезд, голливудский актер, футболист. На одной только северной стороне семь съемочных групп, а на южной — еще столько же, если не больше. Поэтому когда мы попытались заинтересовать прессу нашей экспедицией, никто даже разговаривать с нами не захотел. А без прессы нам крышка.

И тут — ты и твои приключения на небоскребе. Эта новость облетела весь мир. Я все знал еще до звонка твоей мамы. Люди в офисе в Чиангмае увидели это по телевизору, сразу поняли, о ком речь, и позвонили мне, спросили: может, я смогу чем-то помочь? Сначала я сказал, что шансов нет, но тут позвонила Тери. И мне пришло в голову: ха, ведь я могу одним махом решить и твою проблему, и свою.

— Ты сказал маме, куда мы собираемся?

— Да, прежде чем покинул Катманду.

— И что именно ты ей сказал?

— Я сказал, что возьму тебя в горы полазать, но не сказал куда.

— Когда она узнает, куда именно, будет жарко.

— Это еще как поглядеть. Она сама уже не лазает, но она из тех, кто понимает, что это такое. Поэтому-то она и отпускала тебя во все эти скалолазные лагеря. Она прекрасно знает, что я способен рискнуть своей жизнью, чтобы взойти на вершину, но что ничьей другой я никогда рисковать не стану, и особенно жизнью собственного сына.

— Она рассердится не поэтому. Ей не понравится, что ты не сказал ей все заранее, — сказал я.

— Твоя правда, но я не мог ей сказать. Вся история должна быть тайной, пока ты не вернешься обратно в базовый лагерь.

— А как же киношники?

— Они никому ничего не скажут. Мы им платим, они работают на нас.

— А почему об этом знает Холли Анджело?

Он сделал глубокий вдох, выдохнул. Палатка — внутри было холодно — наполнилась туманом.

— Тут не обошлось без шантажа, — сказал он. — Ну, фактически.

Как же все-таки она узнала? Наверное, у нее какие-то связи с доктором By.