— Теперь и я ценю ее, — рассмеялась я.
Шура взял меня за руку. Я ощутила его прикосновение всей кожей. Потом я обнаружила, что размышляю о том, как здорово было бы заняться любовью прямо сейчас. Я не поддержала эту идею; было бы невежливо оставлять остальную группу так надолго. Мы были хозяевами. Может быть, позже удастся осуществить это желание.
По дороге обратно в дом Шура сказал:
— Пока мы еще не присоединились к остальным, я бы хотел напомнить тебе, что еще никому, кроме тебя, не рассказывал о своем детстве. Возможно, ты права насчет того, что вся разница между мною и сверстниками заключалась в том, что я продолжал жить в том мире гораздо дольше, чем большинство детей. Но в то время это была чудовищная разница, поверь мне!
— Это останется между нами. Но почему ты не рассказал об этом Урсуле?
Думаю, он действительно умолчал об этом.
— Потому что я привык держать в себе многие вещи, и так продолжалось почти всю мою жизнь. Особенно я не распространялся о том, что, на мой взгляд, могло заставить людей думать обо мне как о чудаке. Так получилось, что меня все равно считали оригиналом, но не потому, что не могли проникнуть в мой внутренний мир. Такое случилось у меня лишь с тобой, одному Богу известно почему, — сказал Шура с улыбкой. — Я впервые принял решение быть искренним до конца и открыть другому человеку то, каков я на самом деле и что происходит внутри меня.
Я поблагодарила Шуру.
Если мне придется остаток жизни провести без тебя, это ощущение станет моим личным сокровищем — быть первым человеком, которому ты полностью доверяешь. Нет нужды говорить тебе, что этот твой большой секрет поняли бы куда больше людей, чем ты думаешь.
На кухне заливались смехом Рут с Ли. Ли попыталась объяснить нам с Шурой причину столь буйного смеха:
— Это все плита! Понимаете, она гораздо сложнее, чем тебе кажется, когда ты задумываешься над тем, что на самом деле означают слова «передняя правая» и «задняя левая» и что с ними делать, когда хочешь разогреть кастрюлю с супом. Я знаю, вы думаете, это очень просто! Я сама всегда считала именно так. Но сейчас я осознала тщательную связь, которую устанавливает мозг между этими глупыми маленькими словами на панелях и… — она засмеялась пуще прежнего, схватившись за живот.
У Рут потекли из глаз слезы, пока она смеялась вместе с Ли.
— Шура, попробуй сам сосчитать суповые тарелки! Просто чтобы посмотреть, как далеко тебе удастся продвинуться, прежде чем ты собьешься со счета! Я пыталась сделать это несколько раз, но мне удавалось доходить лишь до трех или четырех. Сколько нас здесь, а?
Мы с Шурой тоже засмеялись. Между тем он начал считать тарелки. Как выяснилось, со счетом у него не было никаких проблем, что по какой-то необъяснимой причине вызвало у двух женщин новый приступ смеха. Они хохотали до тех пор, пока не стали задыхаться. Затем Рут потянулась к полке над плитой и взяла оттуда половник. Она держала его так, словно он был неопознанным предметом, добытым археологической экспедицией. Мы ушли из кухни под звуки возобновившихся затрудненных вдохов и хрипов.
— Боже мой, что там происходит на кухне? — заворчал сидевший в кресле Бен. — В данный момент у меня нет ни малейшего желания двигаться, так что вы должны все нам рассказать.
Шура просто покачал головой и ответил: «Это надо видеть собственными глазами».
Дэвид лежал на пенке в нескольких дюймах от Джона. Они оба лежали на спине с закрытыми глазами. Дэвид улыбался. Наверное, в ответ на доносившиеся с кухни звуки, подумалось мне.
— Вот это эксперимент, должен сказать тебе, Шура! — сказал Джордж, расположившийся на диване. В устах Джорджа эти слова могли иметь разный смысл, но его лицо не выражало тревоги, улыбка была обычной, из чего я заключила, что ему хорошо и именно это он хотел сказать. Поскольку Шура не задал ему ни одного вопроса, я предположила, что он получил все ответы, глядя на лицо Джорджа, и пришел к тому же выводу, что и я.
Я села на подушку для пола и стала наблюдать за Шурой. Он неслышно передвигался по комнате, внимательно вглядываясь в лица своих друзей, отыскивая любой признак недомогания. Очевидно, он удовлетворился увиденным, потому что после осмотра сбросил свои сандалии и сел на стул рядом с Беном, откинув голову назад и прикрыв глаза.
Довольно долго в комнате стояла тишина.
В конце концов, я вспомнила об Урсуле. Об Урсуле и контейнере, полном ее книг.
У меня нет такого чувства, что приезд Урсулы и ее дальнейшая жизнь здесь — это обязательная реальность. Словно это лишь один из нескольких исходов этой истории, этого конкретного сценария. Это не единственный финал. Но, с другой стороны, не я автор этого сценария. Кто же сделает выбор в этой пьесе?