Читаем PiHKAL полностью

Кое-кто из группы решил снова выйти на улицу. Джордж выразил желание попробовать суп. Аппетит проснулся в нем после того, как Шура напомнил Ли об обеде. Рут пошла с мужем на кухню, держа его за руку.

Шура положил свою руку мне на спину и нежно подтолкнул меня к коридору, который вел из кухни к задней двери.

Мы вышли на свежий воздух. Я стояла рядом с Шурой и вертела головой в разные стороны. Каждое дерево, каждый кустик излучали свет. Я вспомнила, как тогда, во время первого эксперимента с пейотом, мне пришлось отвести глаза от пульсирующего разноцветья полевых цветов. Теперь несколько настурций на пригорке справа от тропинки пылали насыщенным желтым и оранжево-красным огнем, который я чувствовала у себя в желудке, пока трава воспевала жизнь, сияя зеленым цветом.

Шура положил руку мне на плечо и сказал: «Мне захотелось привести тебя сюда, чтобы сказать тебе кое-что, что до сих пор я оставлял при себе. Тебе уже известны мои остальные секреты, и, пожалуй, это будет последней моей тайной».

Я смотрела на него и ждала.

— Когда я впервые принял мескалин, — начал Шура, — я с удивлением обнаружил, что попал в мир, в котором я жил, пока не вырос. Я прожил детство, находясь в реальности, которая выглядела и воспринималась подобно этой, открывающейся под наркотиком. Разумеется, я был убежден в том, что все остальные видят и чувствуют так же, как я. Но постепенно до меня стало доходить, что, может быть, это не так. Казалось, что остальные мальчики моего возраста вовсе не хотели тратить время на рассматривание цветов или на спаривающихся жучков, как любил делать это я, когда оставался один. В конце концов, я начал понимать, что в каком-то отношении был не похож на других. И я научился умалчивать об этом и имитировать поведение остальных мальчиков в школе, чтобы не привлекать внимания…

Шура прислонился к стене дома и стал глядеть куда-то вдаль.

— …потому что инстинктивно я знал, что, если сверстники почувствуют мою особенность, то они начнут третировать меня. Поэтому я вел себя, как обычно, пока школьные годы не остались позади. Я смог вернуться домой, и у меня появилась пара часов в день свободного времени, которое я мог проводить по собственному желанию.

Несколько минут назад я смотрел в окно в гостиной и увидел двух собак в поле, внизу от дома. Они находились в своем собственном мире, они ничего не знали обо мне. Я просто выступал в роли заинтересованного наблюдателя, и я рассматривал их. Я увидел, что, несмотря на то, что они шли друг за дружкой, они не двигались.

— Не двигались?

— Ну, конечно, они перемещались — умом я это понимал, но магия такого препарата, как мескалин или любого другого действенного психоделика, состоит в том, что позволяет тебе избавиться на время от верхнего — рационального — слоя сознания и воспринимать окружающее мгновенно и непосредственно. Во время моего первого опыта с мескалином я вспомнил, как видел мелких жучков на жимолости, которая росла у забора позади моего дома. Я был тогда очень маленьким. И я вспомнил, что тогда жуки не двигались; просто время от времени они меняли свое местонахождение в моей реальности. Как собаки в поле — сегодня. Они были неподвижны; менялось лишь место, где они находились. По крайней мере, с точки зрения той реальности, в которой был я, когда наблюдал за ними. Разумеется, я не могу сказать, что испытывали в тот момент собаки.

— Знаешь что, дорогой, — медленно произнесла я, — подозреваю, что в определенный момент, в очень раннем детстве все дети воспринимают мир таким образом. Мне показалось, что твое отличие было в том, что такое состояние, такое видение мира сохранилось у тебя дольше, чем у большинства остальных.

Шура бросил на меня задумчивый взгляд, потом отвел глаза и сказал: «Возможно, ты права. Будучи ребенком, живешь в мире, который можно назвать психоделическим. Он окружает тебя со всех сторон».

— Я помню, когда была под пейотом, у меня возникло похожее чувство, словно тот мир, который открылся мне, был мне знаком, — сказала я. — Место не казалось мне не знакомым; я просто его забыла.

— Точно. От себя могу лишь добавить, что во время того первого опыта с мескалином я оказался в абсолютно дружелюбной обстановке и вновь обрел утраченную способность делать те вещи, которые когда-то казались проще простого. Я вернулся домой. — В голосе Шуры послышалась хрипотца. Через некоторое время он полез в карман, достал оттуда мятый носовой платок и высморкался.

— Твои родители знали об этом? То есть о том, что ты видишь мир по-другому, не так, как большинство детей твоего возраста?

— Я думаю, моя мать кое-что знала, по крайней мере, у нее были какие-то подозрения. Я знал, что порой она беспокоилась; наверное, она волновалась за мою способность жить в мире, обычном для остальных людей. Однако она никогда не говорила об этом прямо. Предполагаю, что мои успехи в учебе частично успокаивали ее.

— Какое трудное, должно быть, у тебя было детство!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии