PiHKAL

Я покачала головой: «Да, ты ничего не сказал мне об этом, но ничего страшного. Я с большим удовольствием присоединюсь к вам, если это нормально».

Остальные разразились ободряющими возгласами.

Шура сказал мне: «Если хочешь попробовать, то позволь мне предложить тебе четыре или пять миллиграммов. Это небольшая доза, но ты должна ощутить воздействие во всей его полноте».

— Тогда пять, пожалуйста.

Шура попросил Бена помочь ему, и они вместе пошли в лабораторию, взяв с собой семь разнокалиберных стаканов. Я присела на стул рядом с раздвижной стеклянной дверью, которая образовывала одну из стен столовой.

Какого черта я собираюсь принимать новый психоделик, да еще и в компании незнакомых людей? Я должна быть осторожной и вести себя очень хорошо. Они не знают меня. Я не хочу, чтобы они узнали обо мне слишком много и слишком быстро.

Ко мне подошла Рут. Она спросила: «Элис, у вас есть опыт с психоделиками?»

— Ну, много лет назад я пробовала пейот, а на прошлой неделе впервые принимала МДМА. Вот и все, — потом я припомнила еще кое-что. — О, однажды я покурила марихуану, но, боюсь, мне не очень понравилось.

Рут положила руку мне на плечо: «Ну, не волнуйтесь. Знаете, мы не кусаемся, и вам будет просто хорошо. Да уж, что за необычный и трудный способ знакомить человека с целой группой неизвестных ему людей, не так ли!» Я с удивлением уловила слабую неодобрительную нотку в ее голосе.

Я улыбнулась Рут и полностью с ней согласилась.

Ей не приходит в голову, что Шура должен был поставить меня в подобное положение. Впрочем, он предоставил мне возможность выбора. Он сказал, что меня здесь примут и без наркотика. Вероятно, он думает, что я взрослая девочка и сама могу делать выбор.

Вернулись Шура и Бен и осторожно поставили на стол стаканы, аккуратно закрытые сверху алюминиевой фольгой. На каждом из стаканов были написаны инициалы присутствующих. Рут принесла несколько бутылок сока.

Все собрались вокруг стола посмотреть на то, что там стояло. Каждый думал о своем. На мгновение наступила тишина. Потом кто-то громко вздохнул, и Шура спросил: «Ну, мы готовы?»

Ли ответила, что готовы, и взяла свой стакан, прочитав вслух написанное на нем: «Л.К., если не ошибаюсь». Шура протянул мне мой, и я увидела на дне стакана немного белого порошка. Я подняла глаза и встретилась взглядом с Джорджем. Сначала он мне улыбнулся, потом уставился на свой стакан и притворно задрожал, издав хрип пришедшего в ужас человека. Затем он снова взглянул на меня и очень серьезно сказал: «Я очень советую вам добавить сока; стряпня Шуры на вкус обычно оказывается абсолютно невыносимой, и бьюсь об заклад, это блюдо не будет исключением».

Я продолжала смеяться, наливая клюквенный сок в свой стакан.

Шура запротестовал: «Ничего ужасного тут нет; вкус — это часть индивидуальности наркотика, один из элементов, образующих его уникальность, его душу. Подумайте о том, чего вы лишаетесь, подумайте о том, чего никогда не узнаете…»

Джордж прервал эту пламенную речь еще одним стоном, выражающим содрогание. Рут хихикнула и похлопала Шуру по спине, а Ли сказала: «Да знаем мы, Шура, все знаем о прекрасных маленьких душах твоих наркотиков, и мы обнаружили, что им недостает аппетитности».

Мы перебрались на кухню и встали в кружок со стаканами в руках. Я стояла между Беном и Джоном и смотрела на Шуру, как и все остальные. Он сказал «ваше здоровье!», и все стали чокаться с пожеланиями «счастливого путешествия», «благослови вас», а мне говорили «добро пожаловать, Элис».

Первые признаки воздействия наркотика появились больше часа спустя, и случилось это у Джорджа.

Надев свитера и куртки, мы все вышли на улицу. Бен и Ли сидели на пострадавшей от непогод скамье из красного дерева рядом с домом. Рут стояла на другом конце кирпичной площадки, которой спереди был окружен весь дом, и беседовала с Шурой и Джоном. Я сидела на большой подушке для пола. Кто-то притащил ее из гостиной. Джордж расположился неподалеку от зарослей плюща, прислонившись к громадному дубу, чьи корни начали пробиваться сквозь кирпичи мощеной дорожки.

Бен рассказывал мне о своем детстве, проведенном в Бруклине, и о том, как жизнь в нищете, или, как назвал сам Бен, «моя первая школа выживания», повлияла на всю его дальнейшую жизнь. От него я узнала, что он основал и возглавил отделение аспирантуры по специальности психология в каком-то городке на севере Залива. Бен называл свое детище институтом. У него был острый, проницательный ум и соответствующее чувство юмора.

В ответ я рассказала Бену о своем, правда, более коротком опыте жизни в нужде, о многоквартирном доме, где мы ютились вместе с Кристофером, о том, чему меня научила эта жизнь. Но я не упомянула о том, что на собственном опыте узнала значение термина «хроническое депрессивное состояние».

Тут внезапно со своего места у дуба заговорил Джордж, который с тех пор, как мы вышли из дома, не проронил ни слова: «Между прочим, кто-нибудь еще чувствует, как это начинает действовать? Должен сказать, что я чувствую!»