Пифия

Собака посмотрела на нее и наклонила голову, словно кивнула. Майка встала на ноги, подошла к ней и провела ладонью по вздыбленной шерсти. Поначалу шерсть была колючей, но когда Майка погладила собаку, шерсть улеглась и стала мягкой. А потом ее пальцев коснулся влажный и липкий собачий язык, и Майка подумала, что собака ее поцеловала.

Обступившие загон солдаты что-то кричали, но Майка больше не слушала их. Вместе с собакой, которая держалась рядом, не отходя от нее ни на шаг, она подошла к сцепившимся собакам и ласково погладила их.

– Не надо злиться. Вы ни в чем не виноваты. Вы просто напуганы. Это все Внешнее воздействие. Злое Внешнее воздействие.

Подружившаяся с Майкой собака негромко тявкнула, соглашаясь с ней или подтверждая ее слова. А может быть, она советовала своим сородичам прислушаться – и те прислушались. Их челюсти разжались, обе собаки повернулись к Майке, а одна даже вильнула хвостом. Тут Майка заметила, что и четвертая собака больше не воет, а стоит рядом и с надеждой смотрит на нее. Даже обступившие загон солдаты перестали кричать, и один из них, кажется, это был Акст, сказал другому:

– Девчонка-то и вправду особенная. Меньше чем за минуту всех псов успокоила.

– Мутантка, вот и успокоила, – ответил другой.

– А хоть бы и так! – возразил первый. – Собак-то жалко. Некоторые уже лапы до костей содрали, пытаясь из вольеров выбраться. Если она и остальных успокоить сумеет…

Майка так и не узнала, что он хотел сказать, потому что вдруг со стороны лестницы, соединяющей эту темную станцию с Пушкинской, ударил ослепительно яркий луч электрического прожектора, а одновременно с ним пронзительно взвыла сирена, разом оборвав все голоса.

* * *

Из своей клетки Гончая не могла видеть, что происходит внутри загона. Но она видела это раньше, когда в статусе любовницы-фаворитки сопровождала фюрера во время инспекции концлагеря. Видела, как специально натасканные псы загрызают обреченных людей. Видела, как разлетаются клочья одежды и брызжет кровь, когда собаки терзают свою жертву. Видела, как стонут несчастные, и слышала их наполненные болью и отчаянием вопли.

Особенно сильного впечатления это на нее не произвело – она и так видела немало крови и смертей. Но сейчас все было по-другому. Сейчас в загоне с псами-людоедами оказалась Майка! Ее Майка! Майку, а не каких-то неизвестных несчастных, собаки должны были разорвать на куски!

Будь это возможно, она бы выломала прутья своей клетки и передушила всех собак голыми руками. Но прутья оказались слишком толстыми, а решетки сварены надежно. Она ничего не могла сделать. Не могла спасти Майку. Привела девочку в Рейх, чтобы помочь ей, а в итоге обрекла на гибель. Если бы знать заранее, что у Майки на ноге сросшиеся пальцы! Если бы только знать!

Обступившие загон штурмовики размахивали руками и что-то кричали. Гончая закрыла глаза, чтобы не видеть их, и заткнула пальцами уши, чтобы не слышать Майкиных предсмертных криков. Она не смогла спасти девочку. Зато могла отомстить за нее! Месть – единственное, что у нее осталось. И единственное, ради чего стоило еще жить.

В бессмысленном существовании снова появилась цель. Пусть прав невидимый собеседник, и Майкины палачи рано или поздно сдохнут в когтях истребляющих людей чудовищ, она не успокоится, пока собственными глазами не увидит их мертвые тела или то, что от них останется. Если для этого понадобится выжить самой – она выживет. Приложит все силы и все свое умение, но выживет. Если потребуется, переживет всех жителей метро, но увидит смерть Майкиных убийц. А если монстры запоздают с возмездием, сделает это сама.

Внезапно в лицо Гончей ударил яркий свет. Он бы неминуемо ослепил ее, если бы не плотно сомкнутые веки. Следом за вспышкой света взвыла сирена. Она завывала недолго, но и этого времени оказалось достаточно, чтобы во всем концлагере наступила полная тишина.

Гончая убрала руки от ушей и приоткрыла глаза. Свет больше не слепил ее, теперь прожектор был направлен на загон с собаками… и Майкой.

– Всем стоять! Никому не двигаться! Смирно! – прогремел над платформой усиленный громкоговорителем голос. Он принадлежал человеку, который привык отдавать приказания, но сейчас в голосе отчетливо слышались растерянность и страх. Гончей стало любопытно.

Через несколько секунд в луч света, разрезавший пополам темную платформу, стремительно ворвались пять, шесть, семь человек! В первом из них Гончая, к своему изумлению, узнала Стратега. Как всегда, его сопровождали два вооруженных телохранителя, но на этот раз к ним добавились комендант концлагеря со своим адъютантом и два высокопоставленных офицера Рейха. Однако!

Поначалу державшийся немного позади комендант обогнал Стратега и первым подбежал к ограждающему загон барьеру.

– Где она?! Где девчонка?! Что вы с ней сделали?! – заорал он на вытянувшегося в струну шарфюрера.

Гончая узнала голос. Именно он отдавал приказы через громкоговоритель. Сейчас комендант концлагеря обошелся без усилителя, но от этого его рыкающий бас почти не изменился. И страх из голоса тоже никуда не исчез. Кого же он так испугался?