Читаем Пиджак с погонами полностью

Через неделю приносит пару тетрадных листков. Читаю: "Впервые имя вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина я услышал в 1924 году, когда он и помер". — "Как же, — говорю, — старший стрелок Грищенко? Вы, такой активист, и только когда помер?" А он объясняет: " У нас тут свои начальники были, Постышев там, Блюхер, а в Благовещенске у нас вообще за главных анархисты были, так они с китайскими солдатами золото на ханжу меняли, ну, потом их большевики прогнали, в смысле и китайских оккупантов, и анархистов — так сами стали менять." Так эта заметка и не пошла. Без нее стенгазету вывесили. Заменили на еще один портрет вождя — как раз с газеткой.

А вскоре, в июле 1970-го, и демобилизация моя подошла — так что закончилась моя армия вместе с армейской политработой навсегда.

<p>На учениях</p>(Из воспоминаний "пиджака с погонами")

Представить меня очень уж бравым офицером трудно. Я и не был. Но со своей службой на складе горючего справлялся, практически, честно. Cначала, конечно, было не в дугу.

Одно, что армия, а второе — это классический шок молодого специалиста, попавшего из города в деревню. Я не то, чтобы совсем ни о чем никогда не слышал. В 15 лет дед повез меня по родственникам в Режевской район Свердловской области. Так все лето и прошло по деревням и заводским поселкам. Даже косить научился, что многие годы было предметом жуткой гордыни. Все-таки, для мальчика из физматшколы нестандартное занятие. Летом после восьмого класса ездил работать в археологической партии, а после десятого — в геодезической. Тоже как бы в сельской местности. Но не понял, конечно, ничего. Все равно, как если в Штатах на экскурсию к амишам съездить. Экзотично, интересно. Ну и что Вы про их жизнь и вообще про коммунизм поймете?

Березовка, куда меня отправил Штаб тыла округа, это все-таки поселок. Железная дорога, чайная, клуб, где кино показывают, заводик консервный на десяток рабочих. Несколько частей стоит, только что переведенных с Запада. Даже есть два пятиэтажных дома, в которых живут офицеры-танкисты и саперы. А вот наш Сашка Удников попал на такой же фронтовой склад под Иманом, так что это они феврале бензин и дизельку будут наливать тем, кто на Даманском воюет. Так рядом с ними никого. Стоит склад в тайге, казарма для воинов и двухэтажный дом для офицеров и сверхсрочников. Вроде как застава пограничная. Сашка на офицерских сборах, когда наш дальневосточный генерал по снабжению горючим Галиакберов благосклонно говорит землякам-уфимцам: "Какие, — мол, — товарищи офицеры, есть жалобы и пожелания? Буду рад помочь!" — действительно, к нему обратился. "Товарищ, — говорит, — генерал, меня когда в штабе округа в часть направляли — так забыли сказать, что до больницы двадцать пять километров по лежневке. А так — военфельдшер на заставе за двенадцать кэмэ. А у меня жена беременная. Так нельзя ли в другое место перевести?" Генерал аж удивился: "Да Вы что, лейтенант, у Вас же такое прекрасное место, природа, красота, я сам вот только в прошлом году был. У вас там на технической территории амурский бархат растет!"

Для понятности скажу, что лежневка — это когда в тайге путь прорублен, а срубленные стволы без веток уложены поперек трассы. Я за свою жизнь ездил и ходил по таким много. Должен сказать — все-таки лучше, чем совсем ничего. А амурский бархат — дерево, дальневосточный родственник португальского пробкового дуба, я через несколько лет, когда в Измайловском парке наткнулся — так просто растрогался, вспомнил Дальний Восток и свою службу. Но Сашке в тот момент до сентиментальных воспоминаний — как до пенсии. Понял он, что кроме ласковых слов от генерала ничего не получит, и мрачно сообщил: "Я, товарищ генерал, про амурский бархат на нашей техтерритории ото всех слышу. Там, разрешите доложить, больше ничего не растет!"

Перейти на страницу:

Похожие книги