Пятое приключение Гулливера

Дворянин вскочил, как ошалелый, и бросился вон из ресторана. Я спокойно доел его ужин и даже закурил оставленную им сигару.

— Приятно, черт возьми, покейфовать в приличной обстановке.

Но так как заглядывавшие в двери ресторана посетители, увидев меня, торопились бежать куда-нибудь подальше, я, не желая наделать хозяину больших убытков, вежливо поблагодарил его за гостеприимство и вышел на улицу.

Так совершенно случайно нашел я выход из своего оригинального положения, и с этого дня жизнь моя обратилась в тысяча вторую ночь Шехерезады.

Прежде всего надо было позаботиться о ночлеге.

Незримый ни для кого явился я в лучшую из гостиниц и вошел в открытую дверь первой попавшейся комнаты. Постояльца не было дома, и я мог расположиться без помехи. Несколько ночей спал я не раздеваясь, теперь можно было позволить себе и эту роскошь. Я разделся и лег на мягкую пуховую постель.

Открывается дверь. Входит постоялец — судя по одежде — провинциальный чиновник, приехавший представляться ко двору, зажигает свечу и сразу же замечает беспорядок. Двумя пальцами он брезгливо сбрасывает со стула мои драгоценные штаны и кричит слугу.

Но прежде чем явился слуга, он, подняв свечу, заметил, что кто-то лежит на кровати.

— Черт возьми, неужели я попал в чужой номер? — сказал он и, чтобы утвердиться в догадке, подошел к кровати и стащил с меня одеяло. Я притворился, что сплю.

Чиновник не мог не узнать меня, он не раз имел удовольствие видеть меня во дворце. Осторожно закрыв меня, чтобы не разбудить, он спокойно сказал вошедшему слуге:

— Это не моя комната. Будь добр, отведи меня в тот номер, который я снял у вас сегодня утром.

Слуга начал всеми богами клясться, что господину понравилась именно эта комната, что вот здесь лежит и чемодан господина, но чиновник был непреклонен.

— Вот и кровать, мы положили для вашего сиятельства новый пуховик, — продолжал слуга, подходя к кровати. Но, увидев меня, он споткнулся от неожиданности и больно ушиб коленку.

— Я ошибся, господин, я ошибся, — закричал он, подпрыгивая на одной ноге.

Номер был освобожден, и с тех пор я невозбранно занимал его. Хозяин гостиницы приказал слуге никому не предлагать этой комнаты, хотя она и числилась свободной. В благодарность я оставил ему перед отъездом полную плату за помещение. Выражаю уверенность, что слуга не утаил этих денег, тем более что и сам он не мог пожаловаться на мою скупость: не имея возможности прямо оплачивать его услуги, я оставлял на столе мелкие деньги и съестное, и он, догадываясь, что эти подарки предназначены ему, никогда от них не отказывался.

Жизнь моя проходила довольно-таки интересно и весело, во всяком случае, я чувствовал себя лучше, чем во дворце. Я вставал, умывался, так как слуга никогда не забывал налить воды в мой умывальник, шел в какую-нибудь таверну или ресторан и, выбрав самого богатого и напыщенного посетителя, спокойно съедал его завтрак. Он ничего не терял, кроме небольшой суммы денег, так как обычно тотчас же заказывал второй, я же терпел некоторые неудобства, не имея возможности выбрать блюдо по своему вкусу. Чтобы не надоедать хозяевам трактиров, я не повторял визитов — город был большой и в нем имелось достаточное количество подобных заведений.

В свободное время я гулял по городу, сидел на бульваре, осматривал достопримечательности и сооружения столицы, и так как мне теперь были доступны такие места, куда никого не пускали, я имел возможность значительно пополнить запас своих сведений о Юбераллии и ее столице.

Я убедился, что столица лучшей из стран была когда-то действительно одним из красивейших и культурных городов мира. Об этом свидетельствовали многочисленные дворцы, ныне обращенные в казармы и соответствующим образом изуродованные. Стиль этих построек, насколько теперь можно было установить, напоминал классический, с явным предпочтением дорическому ордену. Остатки скульптурных памятников свидетельствовали о временах расцвета и этого искусства, но так как сейчас чьим-то распоряжением статуи, изображавшие голых мужчин и женщин, были одеты — мужчины в латы и панталоны, а женщины в современные платья, то о достоинствах этих произведений было трудно судить. Картины, оставшиеся в галереях, изображали исключительно батальные сцены, все другие были убраны и, может быть, сожжены, но и эти остатки говорили о высоком уровне, которого достигли художники древней Юбераллии.

Но особенно много следов осталось от бывшего когда-то здесь расцвета науки и литературы. Школы, в которых сейчас обучались военному строю вновь принятые в личную гвардию короля солдаты, сохраняли кое-где следы старых надписей, свидетельствовавших о том, что в этих самых зданиях были когда-то университеты. Встречавшиеся кое-где в мастерских остроумные машины и старинные, тонко и красиво выделанные вещи говорили о былом расцвете прикладных знаний и ремесел.