Пятнадцать псов

Впрочем, что бы ни влияло на его размышления о связи между предметами и их названиями, Принц не относился к этому излишне серьезно. Это было не в его характере. Как мы видели, он был первым создателем каламбура на новом языке. Он же придумал остроты и загадки, например, такие как:

– Чем белка похожа на пластиковую утку?

– Они обе пищат, если их укусить.

Или более метафизическое:

– Почему кошки всегда пахнут кошками?

– О, смотри! Белка!

Рядовому слушателю, без сомнения, будет сложно оценить некоторые шутки Принца. Начать хотя бы с того, что удел первопроходца – ошеломлять, и эти шутки, ставшие первыми из произнесенных на языке стаи, не столько смешили, сколько становились предметами размышлений и восхищений (со стороны всех псов). Первая шутка о белке и утке, например, казалась одновременно правдой и вымыслом, сочетанием несочетаемого. Существовал еще и лингвистический аспект: слово «белка» было чрезвычайно приятно произносить (все с этим согласились). Наконец, само выступление Принца – ему нужно было быть услышанным, чтобы разделить радость, которую дарил ему язык, но ни один из псов не привык слушать те вещи, о которых Принц хотел говорить. Чтобы привлечь их внимание, манера его поведения, его дикция, речь – все должно быть убедительным. И хотя у Принца не было опыта рассказчика, он изобрел новый способ повествования. Именно за эту манеру его и любили одни – и ненавидели другие.

Псы вроде Аттикуса не только не любили принцевские извращения, они не могли смириться с последствиями, которые они влекли за собой. Статус, который Принц приобретал через восхищение его способностью декламировать, был чем-то настолько новым, что трудно было придумать, как с этим бороться. Что за статус такой, который получал пес, вызывающий восхищение, но чьи таланты столь отличались от традиционно-собачьих? Какое влияние на стаю должен был оказывать странно говорящий пес? Был ли он опасен? Ни один из этих вопросов не предполагал легких ответов, и, в конечном итоге, именно страх настроил заговорщиков против Принца.

Его второе изгнанничество – такое странное, сбивающее с толку, случившееся посреди сна – оказало на него почти такое же разрушительное воздействие, как и первое. Можно было его понять: пес думал, что ни один из миров не принял его, и какое-то время страдал от того, что можно было бы назвать депрессией. Он бродил по городу, стараясь не умереть сам – и сохранить свой язык, неофициальным хранителем которого он теперь был. И все же, несмотря на изгнанничество и чувство тяжелой утраты, Принца с полным основанием можно было назвать счастливчиком. В отсутствии дома, Кима, стаи, существовала по крайней мере одна вещь, которую он любил, одна вещь, которая с ним навсегда: язык его стаи.

Отношения Принца с языком так повлияли на его мировоззрение и личность, что по мере того, как отпущенное ему земное время подходило к концу, Аполлон все больше сомневался в том, каков же будет исход жизни пса. Эта неуверенность повлияла на него – бога чумы и поэзии – сильнее, чем на Гермеса. Аполлона раздражал тот факт, что поэт может стоить ему пари, – и его не устраивало не знать наверняка, будет ли прислуживать ему младший брат. Если и было что-то, что бог не любил, так это проигрывать Гермесу.

– Послушай, – обратился Аполлон к брату, – это существо бо́льшую часть жизни провело в изгнании. Он несчастлив уже много лет. Его не ждет ничего, кроме такой же несчастной смерти. Почему бы нам не закончить пари прямо сейчас? Так и быть, я забуду, что ты удвоил ставки. Скажем, ты должен мне только год служения.

– Нет, – ответил Гермес.

– Уверен? Я бы на твоем месте не упускал такой шанс.

– Ну если ты так уверен в себе, почему бы нам не утроить ставку? Давай поспорим на три года.

– Ты смеешься – и не отнесся к этому всерьез с самого начала. Да и условие пари было некорректным…

– Ты что, пытаешься заговорить мне зубы? – спросил Гермес.

– Ну что ты сразу начинаешь, – возразил Аполлон. – Я просто говорю о том, что ты необдуманно привязал пари к моменту смерти. Если попросить человека выбрать между прекрасной жизнью, заканчивающейся ужасной смертью, или жалкой жизнью с прекрасной смертью, как думаешь, что бы он выбрал? Момент смерти не важен.

– Ты именно что пытаешься меня заговорить, – ухмыльнулся Гермес. – Отвечая на твой вопрос: молодой выберет захватывающую жизнь; старик – счастливую смерть. Но все это не имеет значения, потому что ты согласился с условиями спора.

– Ты прав, это не имеет значения. Этот пес умрет столь же несчастным, как и все остальные, а ты перейдешь ко мне в услужение на несколько лет.