Пятиборец

Саймон обнимал слухом всю площадь. Он уловил, как тревожно забились сердца у тех, кто стоял рядом с певцом и хорошо слышал его голос. Где-то далеко стукнул копытом конь, лязгнула дверца железной клети. Над площадью смолк гул голосов. В дальнем ее конце переговаривались вполголоса двое мужчин в купеческих одеяниях. Один заметил, что музыкант совершенно напрасно поет прилюдно балладу, которая входит в список запрещенных Экзекуцией сочинений и книг.

—Сейчас ему станет не до песен, — сказал второй.

В кольце, образованном вокруг певца слушателями, вдруг появился быстроглазый оборвыш лет восьми-десяти. С шапкой в руках он принялся обходить зевак, которые начали бросать ему мелкие монеты. Музыкант тем временем впал в состояние вдохновения, он не видел ничего вокруг, ни площади, ни людей на ней, ни смотревшего на него Саймона.

— Я больше не Мэри, мой Джереми Ди,
Мне в тягость сияние дня,
Постой, погоди, мой Джереми Ди,
Зачем нам сияние дня?
Много ночей у тебя впереди,
Ты будь мой, я буду твоя.

А вихрь веял, а ветер выл,
Ворон над Джереми в небе кружил...

Но вдруг собиравший деньги мальчишка насторожился и нырнул в толпу. Саймон услышал нарастающий по мере приближения звон шпор и грохот тяжелых сапог. С дальнего конца площади, где стояла железная клетка, к фонтану бежали драгуны в серых сутанах. А музыкант ничего не слышал и уверенно приближался к развязке своей истории:

Две ранки на шее у Джереми Ди,
Губы у Мэри в крови...
Сердце не бьется у Джереми Ди.
Поздно, на помощь зови не зови.
Много ночей у него впереди,
А губы у Мэри в крови...

А вихрь веял, а ветер пел,
К Джереми на руку ворон слетел.

Дослушав песню до конца, Саймон несколько раз одобрительно кивнул. Он даже пожалел, что у него нет с собой монеты, чтобы бросить ее артисту, хотя в этом уже не было смысла. Гируд спокойно смотрел на бежавших в его сторону экзекуторов в серых сутанах. Само собой, это его нисколько не взволновало, раскрывать себя раньше времени не входило в его планы.

Но Стальные сутаны пробежали мимо него. Они набросились на музыканта, разбили его лютню о парапет и потащили беднягу за ноги к телеге с клеткой. Вся площадь погрузилась в угрюмое молчание. Люди испуганно уступали им дорогу. Но почти сразу же после водворения музыканта в клетку рыночная суета вернулась в свои берега. Саймон так и остался сидеть на парапете фонтана. Завсегдатаи рынка и Стальные сутаны не обратили на него ни малейшего внимания — здесь на каждом шагу встречались и более колоритные личности, чем простой пилигрим в коричневом плаще с капюшоном...

Наконец Саймон почувствовал приближение нужного человека. Это был давешний босоногий мальчишка в живописных лохмотьях. Он вернулся к фонтану и опустился на колени перед разбитой лютней, безуспешно пытаясь соединить ее обломки в единое целое. Само собой разумеется, из этого не вышло ничего путного. На глазах мальчика появились слезы. И тут он почувствовал на себе тяжелый взгляд, поднялся с колен, с покорным видом подошел к Саймону. Гируд встал, провел рукой в направлении вверх-вниз. Тонкие пальцы обхватили возникший, словно из воздуха, посох. Теперь, в сумерках, Пилгриму не былонужды маскироваться и создавать иллюзию тени. Он положил руку на плечо мальчишке, и тот, услышав мысленный приказ, повел его к Горбатому мосту через реку Утопленников.

Глава 10 О Квартале тысячи удовольствий и его обитателях

Брюсов воспользовался секундным замешательством и отступил, не поворачиваясь к противнику спиной, в магическую брешь. Вслед за ним туда же полетел подброшенный ногой офицера щенок тандерхаунда. Верзила бросился за Андреем, но было поздно. Как предсказывал Тритемий, брешь в магической стене затянулась. Великан врезался в невидимую преграду и отлетел назад, едва не сбив с ног подоспевших подчиненных.

Оказавшись в коридоре, Брюсов опустился на одно колено. Голова кружилась, руки после перенесенных пыток дрожали от слабости. Он попробовал встать на ноги, но сделать это удалось только с помощью бросившейся к нему Эсквилины. Тритемий оперся на плечо Ригглера, и все четверо вышли из потайного хода Бевериджа в узкий переулок на задах Серого дома. Вокруг не было ни души.

Некоторое время они двигались вдоль переулка с глухими стенами домов, пока не заметили проход во внутренний мощенный плитами дворик, с неработающим фонтаном в виде чаши посредине. Единственная дверь в каменном портале с рыцарским гербом наверху была забита крест-накрест досками.