«Пятая колонна» и Николай II

Но бунт на «Потемкине» показал, что в армии и на флоте тоже проявились шаткие настроения, возможны измены. Среди министров и придворных раздались голоса, что продолжать войну в таких условиях нельзя, надо начать переговоры о мире. Царь согласился с ними. Посредником вызвался быть президент США Теодор Рузвельт, и это было вовсе не случайно. Вашингтон вел собственную линию — для него было выгодным ослабление как России, так и Японии. А в выигрыше оказывалась Америка. Еще в ноябре 1904 г. крупнейшие банкиры — Морган, Стиллмен и Вандерлип — организовали встречу с российским послом в Вашингтоне Кассиди, устроили обед в его честь. Представитель министерства финансов России восторженно докладывал: «Из произнесенных на обеде речей нельзя не прийти к заключению, что настроение представителей общественности здесь изменилось, враждебное отношение к России почти совершенно исчезло». Стоит обратить внимание, что российское министерство финансов назначило представлять свои интересы в США Г. А. Виленкина — он был женат на дочери банкира Исаака Зелигмена, а через него приходился родственником и Шиффу [85].

Теперь для США ситуация стала идеальной. Позиции русских в Маньчжурии были подорваны, но и Япония ослаблена, влезла в долги к американцам. Когда зазвучали предложения о мире, в Токио тоже ухватились за них с радостью. Мирная конференция открылась в американском Портсмуте. Россию представлял премьер-министр Витте, Японию — министр иностранных дел Комура. С требованиями Токио наша страна согласилась лишь частично. Уступила арендованный Ляодунский полуостров с Порт-Артуром и Дальним, часть Южно-Маньчжурской железной дороги, а из своих земель — только Южный Сахалин, который японцы подсуетились захватить уже напоследок, перед самым началом переговоров. Комура выставил было претензии и на Северный Сахалин, на 3 млрд рублей контрибуции. Витте склонен был согласиться, но царь это строго запретил.

Однако у Японии имелся еще один козырь. Акаси и японское посольство в Лондоне предупредили главу делегации Комуру, что после 25 августа начнется восстание в Санкт-Петербурге. В Портсмуте он тянул время и ждал этого восстания, чтобы ужесточить условия, потребовать побольше. Как видим, Гапон, эсеры и большевики, отправившие оружие на пароходе «Джон Графтон», мечтали разжечь революцию. Но их спонсоры были грамотными специалистами, понимали, что шансы на успех ничтожны. Они вели другую игру. Сам факт восстания в момент переговоров даст им грандиозный выигрыш! Русские люди будут погибать за химеры мифических идеалов, а на самом-то деле оплачивать своей кровью дополнительные приобретения Японии [98].

Но не получилось. «Джон Графтон» до цели не дошел. Как раз в те дни, о которых сообщили Комуре, 26 августа, он сел на мель в финских шхерах. Его заметили рыбаки, сотрудники таможни. Команда выгрузила некоторую часть оружия, попрятала на ближайших островках. Задерживаться на судне побоялась: вот-вот могли нагрянуть пограничники. Пароход подожгли, и он взорвался. В руки революционеров попала лишь небольшая часть груза, которую удосужились спасти. Комура известий о восстании не дождался, и 5 сентября мирный договор был подписан.

Судьба второго парохода, «Сириус», отчалившего в Черное море, была иной. Российская жандармерия и пограничная стража перехватили его в Батуме, судно и груз были арестованы. Но большую часть, 8400 винтовок, революционеры выкупили за взятки.

Очевидно, Акаси не напрасно поработал с грузинскими полицейскими чинами. Или британский консул в Батуме Патрик Стивенс — известно, что он активно занимался шпионажем. Хотя Японии это уже не касалось. Война завершилась, революция продолжалась без нее — и в схватках с полицией, с воинскими частями заговорили контрабандные винтовки.

Гапон появился в Петербурге в ноябре. Но его роль «вождя» кончилась с японскими деньгами и гибелью «Джона Граффтона». Среди революционеров верховодили совершенно другие люди, соперники им не требовались. Тогда расстрига совершил очередной поворот. Связался с премьер-министром Витте и с министром внутренних дел Дурново. Испрашивал амнистии для себя. Предлагал восстановить свою организацию, а она будет отрывать рабочих от радикальных партий, настраивать на мирные способы решения социальных проблем.

Дурново считал, что доверять Гапону нет никаких оснований. Но Витте был иного мнения, поручил переговоры с бывшим священником своему секретарю Манасевичу-Мануйлову. Он служил в контрразведке, провел ряд удачных операций, но считался скользким типом. По некоторым сведениям, сделал карьеру благодаря гомосексуальным связям. Тем не менее Витте использовал его для деликатных поручений. С Гапоном Манасевич-Мануйлов сумел договориться. Расстриге разрешат реанимировать «Собрание русских фабрично-заводских рабочих», вернут ему помещения, оплатят конфискованное имущество этой организации (в счет компенсации было выделено 30 тыс. руб.), а Гапон будет удерживать людей от вооруженного восстания.