Где-то грохнул взрыв. Эхом отозвалось за забором кудахтанье курицы. Антон стоял посреди двора, расставив ноги, и, не моргая, с замершей улыбкой смотрел на ворота, за которыми скрылся Салабон.
Глава восьмая, в которой появляется Падунский Геракл
Закатав рукава и штанины, Антон с лихорадочным усердием мыл пол. Тряпка смачно чавкала, в пояснице незнакомо-сладко ныло, а под руками одна за другой влажно просветлялись половицы, наполняя комнатушку какой-то новой атмосферой.
Сегодня возвращалась Тома, и Зорины объявили аврал.
Леонид убежал в магазин. Антон вынес уже и раскидал по бревнам всю постель, обмел березовым веником потолок и стены и теперь вот ожесточенно добивал пол, который был тем хорош, что вода вместе с мусором бесследно исчезала в щелях.
На косяке трепыхались бумажка со словами кубинского гимна. Антон сперва горланил его, потом перешел на мурлыканье, а потом почувствовал, что про себя петь удобнее всего.
У порога вырос Леонид с разбарабаненной сумкой, из которой торчали обмякшие хвосты мороженой камбалы и серебряная головка шампанского.
— Как? Все вымахал? — удивился он. — Ну и ну!.. Устал, конечно? Извини. Если б не рука, я бы…
Вдвоем братья быстро доубирались и вышли со двора. Леонид сказал, что поведет Антона тем путем, каким вел Тому в ту ночь. И рассказывал, как было дело. Он каждый день спрашивал, мол, когда, когда? Тома только улыбалась. «Pronto, mi esposo, pronto». To есть: «Скоро, мой супруг, скоро». А в тот вечер испуганно проговорила: «Утром». А среди ночи вдруг встала и шепчет: «Пойдем». Леонид кинулся было на дорогу ловить попутную, но Тома не пустила. «Так, — говорит, — дойдем. И они пошли по шпалам. Но вскоре силы оставили Тому, Леонид перепугался и без раздумий — напрямик, через лес. Наткнулись на больничный забор, Леонид высадил три доски, и все. А через полчаса Саня уже родился.
— Да-а, — вздохнул Антон.
Эти бесцветные слова «жена», «сын», «родился» сейчас вдруг точно вывернулись наизнанку для Антона, ожили, и он с удивлением вслушивался в них.
Снизу, от линии, доносился гвалт, и, завернув за угол, Зорины увидели толпу мальчишек. Они, что-то окружив, спорили и размахивали руками.
— Готов, Оська? — крикнул кто-то.
— Готов.
— Старт!
Толпа расступилась, и из нее медленно выкатилась большая, метра полтора в диаметре, деревянная катушка из-под кабеля. Антон вздрогнул — к сердечнику был привязан человек. Всё набирая и набирая скорость, катушка стремительно пересекала луг и, напугав поросенка, влетела с разгона до половины насыпи, свалилась набок и сползла вниз. Привязанный трепыхнулся, выпутываясь, привстал и тут же упал, пьяно взмахнув руками. К нему всей оравой кинулась ребятня.
— Школа космонавтов, — сказал Леонид.
— А если налетят на камень?
— Трасса проверена. Они тут уже с полмесяца кувыркаются. И я как-то осмотрел — чисто.
Зорины вбежали на насыпь. Антон оглянулся. Пацаны легко и дружно закатывали катушку наверх, для очередного запуска. И Антон вдруг узнал и эту катушку, и луг, и тяпляпистые домишки — все это он видел из вагона. И неожиданно такое чувство близости, прямо родства ко всему этому охватило Антона, что он растерянно остановился.
— Пошли, пошли, — заторопил Леонид. — Слышишь, вон у той сосны есть прозвище, во-он у той. — Он локтем раненой руки показал на огромную сосну, росшую близ линии в лощине.
— Знаю. «Коза отпущения». Мне Гошка говорил.
— Гошка?
— Да. Он у нас был вчера, и мы вот здесь бродили.
— А что? — Антон нахмурился, — Ты как-то странно спрашиваешь о нем.
— Разве?.. А с тобой, голубчик, не просто разговаривать — ты всегда за словами что-нибудь этакое чувствуешь.
— Ну уж! Когда этакого нет, я и не чувствую. А Гошка — во парень. Он мне столько нарассказывал… Ну и про «Козу отпущения». Дуралеи!
Это относилось к охотникам, которые, возвращаясь по линии домой после двух-трехдневных бесплодных шатаний по тайге, в сердцах разряжали ружья в это дерево перед тем, как сойти с насыпи. На уровне рельсов ветки были частью сбиты, частью оголены, а ствол желтел, изгрызенный дробью.
«Коза отпущения» стала для Гошки и Антона ориентиром. Если прямо от нее спуститься на дно балки и затем по ручью пройти вниз метров пятьсот, то наткнешься на поляну, облюбованную Салабоном под строительство вертолета.
— «Ах да, шестерня! — вспомнил Антон. — Сейчас вот Леня получит сына, разрадуется — я и подкачу». Вчера Леонид вернулся с полигона в темноте, голодный, сердитый, и Антон не рискнул заикнуться о шестерне.
Братья вошли в лес. Полянки были усыпаны огоньками. Антон нарвал большущий букет. Появился забор. Леонид раздвинул «свои» доски, и Зорины проследовали к одному из деревянных корпусов. Сверток с одеждой, просунутый Леонидом в окошечко приемной, подхватили чьи-то быстрые руки, они же вроде спросили фамилию и велели подождать минут десять.