Пять шагов навстречу (СИ)

— Это было в ней, просто в определённый момент проявилось. Не думай, что Лиз была тихой и застенчивой. Она могла дать отпор, но не была в числе известных стерв. Она даже не всегда отвечала на грубость. Лишь несколько раз, но это было смешно, потому что она не поливала грязью, а просто выражалась с сарказмом. Эмили была другой. Они не были похожи с твоей мамой. Абсолютно. Лиз не пряталась под маской беззащитной девочки.

Вопросительно смотрю на отца, задавая немой вопрос.

— В ней уже была эта начинка, она просто нажала кнопку старт.

— И я стал тем, кто помог.

— Отчасти, да, но это не твоя вина. Это мог быть любой. Твоя мама такой не стала, она всегда была собой.

— Я больше не могу доверять. Не хочу.

— Не нужно гнать всех под одну гребенку. Все разные, ты должен это понять. Нет плохих и хороших. Есть те, кто тебе подходит, а кто нет. Кто мыслит в одном направлении с тобой.

— Тебе не изменяли, ты не понимаешь.

Между нами повисает минутное молчание, но отец его разрушает тем, что переворачивает внутри меня всё.

— Я был тем, с кем изменяют.

Резко поворачиваю к нему голову и смотрю так, как не смотрел никогда. Я не верю и отказываюсь в это верить, но не вижу в его глазах и намёка на шутку. Это разочаровывает меня.

— Зачем? — хриплю я.

— Это мои ошибки, за которые я заплатил.

— Мама знает?

— Да. Она знает всё. Всё, что я делал. Это было дерьмово, потому что она узнала, когда была беременна вами. Мы сидели компанией в кафе, и по счастливой случайности, туда зашли мои школьные неприятели. Мы никогда не ладили, понимаешь? Это был повод насолить. Я не оправдываю себя. Смотря назад, мне становится стыдно, потому что я гордился своим поступком и хвалился псевдопобедой. Я не думал, что будет чувствовать он или она, мне было плевать. Она сама хотела, а я позволил этому произойти. Я не горжусь тем, что делал. Это было не один раз, но весь стыд почувствовал, когда об этом узнала Лизи. Я хотел провалиться сквозь землю. Тогда она посмотрела на меня иначе.

— Разочарованно?

— Да. Я больше не хотел видеть тот взгляд. И не видел, потому что не хотел разочаровывать её. Она всегда была моей мотивацией быть лучше.

— Это не изменить.

— Так же, как и у тебя. Как бы ты не хотел всё исправить, исход будет тот же. Это как в математике: ты можешь решать пример разными способами и теоремами, но верный ответ будет один. Она пришла бы к этому. Рано или поздно, всё бы случилось.

— Но это было бы с кем-то другим. Мы могли разойтись по другой причине.

— Жалеешь себя?

— Не знаю.

— Никогда не жалей себя. Это оправдание, которое потянет на дно. Сначала будешь говорить, что у тебя нога болит, потом рука, потом голова, будешь себя жалеть, как божий одуванчик. Говорить, какой ты бедный и несчастный. В итоге, станешь никем.

— В чём должна быть моя мотивация? У тебя она была, что я должен делать?

— Жить дальше. Отпустить и радоваться полученному опыту.

— Дерьмовая перспектива радоваться измене.

— Кто-то мог бы принять это за радость.

— Тот, кому насрать.

— Твоя мама научила меня радоваться всему. Если она изменила, то пусть катится. Что ты понял благодаря этому?

— Что никому нельзя доверять, себе в том числе.

— Можно, но не всем. Ты можешь сосчитать таких людей на пальцах одной руки.

— В моём случае, на одном пальце.

Сощурив карие глаза, отец внимательно смотрит на меня.

— Я доверяю только семье.

— Ди?

— Не до конца. Хреново чувствовать себя одиноким. Как будто было всё, но потом отобрали, оставив только воспоминания.

— Это нормальное состояние. Больше пятидесяти процентов людей в мире чувствуют себя одинокими, даже если вокруг них карнавал. Ты не должен застревать в нём. За это время можешь сделать себя лучше.

— Для кого?

Отец кладёт ладонь на моё плечо и слегка сжимает его.

— Для себя самого. Ты не должен жить ради кого-то. Ты должен жить ради себя. Быть лучше ради себя. Если кто-то есть рядом, то это хорошо, но если ты свободен, то в этом нет ничего ужасного. Ты не одинок. Ты свободен. Пользуйся возможностями. Всё в твоих руках. У тебя чертовски охранительное предки, которые не садят в клетку и не дрессируют под свои неосуществлённые в юности мечты. Захотел — сделал.

— Это ты про себя? — усмехаюсь я.

— Да, я всегда говорил, что я — милашка.

— А мама?

— Мама руководит милашкой, только не говори об этом ей, — стукнув меня кулаком, он улыбается.

— Она и так знает, — смеюсь я.

— Она — женщина. Я должен быть мягким рядом с ней, где-то отступать и проявлять слабость. Без этого никак. Это не значит, что я вдруг перестал быть мужиком. Грубость и жестокость породит ненависть. Она счастлива, и я тоже. В этом нет ничего зазорного. Если кто-то скажет, что ты каблук, то просто скажи, чтобы посмотрели на свою женщину и на твою. Твоя счастлива, а это говорит обо всём. Посмотри на свою маму.

— Она более, чем счастлива, — соглашаюсь я.

— И я тому причиной, потому что я дарю ей улыбки, смех и счастье. Всё работает методом бумеранга. Всё вернётся. И она тоже. Запомни мои слова: они все возвращаются так же, как и мы.

— Не думаю, что она вернётся.

— Вернётся. Каждый ушедший вернётся.