Пять шагов навстречу (СИ)

Эйден уже вовсю терпится с мамой, рассказывая ей всё на свете. Я не знаю, хорошо это или плохо, что он слишком сильно привязан именно к ней. Хотя, я далеко не ушёл, потому что в двадцать два привязан к отцу, как маленький пацан. Именно он — мой лучший друг, товарищ и помощник. Если мама узнает о моих выходках, то в своём возрасте я впервые познаю, что такое домашний арест.

Мэди и Ди сегодня отсутствуют за родительским столом, но и я приехал, не договариваясь, а приземлился с неба на головы родителей с бухты барахты. В последнее время я тяжелее и тяжелее переношу одиночество, стены квартиры как грозовые тучи сдвигаются над головой. Живу, как чертова Ханна Монтана двумя жизнями, где в одной — я всё тот же открытый и весёлый Мэйс, а в другой закрытый и удерживающий всё внутри.

— Как дела с учебой? — спрашивает мама, смотря на меня с той же лёгкостью и любимой мною улыбкой. И серые тучи моментально растворяются, а солнечные лучи освещают сознание. Она — мой свет.

— Отлично, — киваю я, конечно, не беря во внимание пару прошедших инцидентов. — Как дела на работе?

— Прекрасно, если не учитывать квартальных отчетов.

— Зато у тебя нет домашки.

— Да, действительно, вместо неё у меня несколько папок для заполнения.

— Неужели Ваша компания живет в прошлом веке?

— Информацию нужно хранить на нескольких носителях, один из них бумажный.

— Как это предусмотрительно, — улыбаюсь я. Перевожу внимание к младшему братишке, и выгибаю бровь: — Как сам, засранец?

— Судя по последним проискам, намного лучше тебя, — язвит Эйден.

— Последним проискам? — переспрашивает мама, смотря на меня, в эту самую секунду, отец занимает стул рядом, но с замешательством на лице, что не нравится мне. Не больше десяти минут назад всё было иначе, и это слишком подозрительно.

— Были небольшие недопонимания.

— Где? — тут же хмурится она.

— Уже всё в порядке, мам, — улыбаюсь я, мысленно гоняя мелкого по заднему двору его же собственной клюшкой.

Мои слова не влияют на неё так утешительно, как хотелось бы. Последнее, что я хочу — расстраивать маму. Не знаю, как Эйден просёк все мои проблемы, но этот парень хренова прорицательница. Мой взгляд говорит брату: «Заткнись», но он лишь улыбается в ответ. Я хочу его убить. Серьёзно. Этот засранец чист, но я что-нибудь найду.

— Мэйс, — предупредительный мамин тон, и я не могу лгать ей, смотря в глаза.

— Я пару раз ошибся, сейчас всё хорошо.

— Ладно, — выдыхает она, после чего смотрит на отца. — Если это твоих рук дело, то, Картер, клянусь Богом, я закапаю вас всех на заднем дворе.

— А я тут при чём? — смеётся мелкий.

— Тебя оставлю в живых, всё начнётся с твоего отца и завершится старшим братом.

— А какая у меня будет эпитафия? — спрашиваю я.

— Во всём виноват мой отец.

— А у меня? — смеётся папа.

— Попрошу придумать Алекс.

Улыбка папы ослепительная. Кажется, что он очень даже доволен сложившейся ситуацией, с чем не могу согласиться я.

— Предлагаю помолиться и поужинать, — говорю я, на что мама щурится и закатывает глаза, переводя их с отца на меня и обратно.

— Спасибо, Господи, что у нас такая потрясающая мама, — соглашается отец, — её ужины — дары небес, аминь.

— Аминь, — стараюсь содержать смех и поддерживаю его исповедь.

Мама ещё несколько секунд пристально наблюдает за нами, но сдаётся, приступая к еде. Я же в свою очередь пинаю Эйдена по ноге и взглядом говорю то, что готов придушить сразу после ужина.

Собственно, так и выходит.

Покидаю кухню следом за ним и за первым поворотом даю подзатыльник.

— Я прибью тебя.

— Удачи! — восклицает он, и воодушевлённо сматывается наверх.

Не в моём интересе позволить ему смыться чистеньким, поэтому устремлённо несусь за братом и беру в плен его голову между бедром и локтем, начав кулаком магнитить копну каштановых волос.

— Будешь балаболить, будем прощаться, — усмехаюсь я.

— Будешь косячить, будешь получать от мамы, — гогочет он, выкручиваясь из моей хватки.

— Мне двадцать два, мелкий, мама не выпорет меня, а вот тебя — да.

— За мной нет грешков.

— Да? А что это тогда за кучка недоумков, с которыми ты тусуешься после школы?

— Это мои друзья, придурок.

Эйден резко ставит подножку и подхватывает мою ногу, поднимая её вверх, из-за чего мы оба громко смеёмся и валимся в коридоре, не дойдя до комнаты. Спустя полминуты, понимаю, что братишка ловкий гадёныш, легко выворачивающийся из моих рук. Этому его научило время и детство, когда мы любили состязаться за любую вещь: будь это конфета или что-то из одежды. Понимание приходит не сразу, но по этикетке на его затылке успеваю прочитать свои инициалы.

— Это моя толстовка, засранец, — смеюсь я, выворачивая его руку за спину, но Эйден успевает вырваться и двинуть мне в бок.

— Этот дом теперь моя территория, — самодовольно заявляет он. — Это была твоя толстовка.

— Скажи об этом отцу.

Ещё один резкий поворот, и снизу теперь я. Хватаю его лодыжку и сбрасываю с себя тушу, отпихнув в сторону.

— Какого хрена ты рылся в моей комнате?

— Это уже не твоя комната, — улыбается он. Блеск его ореховых глаз отражает внутреннее веселье.