Пиастры для юных пиратов

Некоторые из них, самые нетерпеливые, бросились нам навстречу вплавь, другие – тоже нетерпеливые – спустили на воду узкие лодки, набились в них как селедки и замахали короткими веслами с широкими лопастями.

– Вот тебе и лопаты, – сказал старпом Алешке. – Выменяй на чтонибудь. Что не жалко.

– Мне не жалко карманные часы капитана, – расхохотался Алешка.

Тем временем нас окружили островитяне. Это были бронзового цвета люди с черными курчавыми волосами и с очень белыми зубами. Один из них, подпрыгнув из воды, нахлобучил на Алешкину голову свой венок.

– Эх! – расстроился Алешка. – Зря я свою зимнюю шапку выкинул. Она бы ему очень пошла. Ему бы все завидовали!

Да, зимняя шапка в тропиках – предмет зависти. А еще лучше – овчинный тулуп – дубленка. Здесь ведь сейчас зима.

Вокруг шлюпок стояли шум и гам. Казалось, что эти веселые люди сейчас подхватят наши лодки и вместе с нами вынесут их от радости на берег.

– Интересно, – проговорил старпом, – как мы будем с ними объясняться? – Он, обращаясь к островитянам, сказал две фразы: одну на английском, другую на французском языке.

В ответ поднялся еще больший галдеж на еще более непонятном языке.

– Во попали! – Старпом сдвинул фуражку на нос и поскреб затылок. – Как бы они нас не это… нямням.

– Не нямням, – усмехнулся Штокман, – а каикаи.

– А что такое каикаи? – спросил Алешка.

– Это на одном из полинезийских наречий то же, что понашему нямням.

Мне тут же пришла на ум специальная деревянная вилка. Впрочем, какая разница – какой вилкой нас будут нямням. Главное, чтобы каикаи не живьем.

Но тут Штокман, все еще усмехаясь, обратился к островитянам, как я догадался, на том самом полинезийском наречии.

В ответ был такой восторг, будто он им пообещал елку на Новый год. И они сразу же загалдели, перебивая друг друга.

– Они говорят, – стал переводить Штокман, – что не будут нас каикаи, они не голодные. Они говорят, что отвезут нас к своему великому вождю по имени Бескрылый олень…

– А королева у них, – удивился Алешка, – наверное, Безногая змея?

– Они говорят, – продолжил Штокман, – что их великий вождь Бескрылый олень прилетел к ним с неба.

Алешка прыснул. Островитяне тоже расхохотались, скаля свои белые острые зубы.

Тут наши шлюпки достигли берега, и в сопровождении шумной, радостной толпы мы пошли в глубь острова. Прямо по белоснежному мельчайшему песку, по которому суетливо бегали маленькие, вроде наших тараканов, крабики.

Углубившись в заросли, мы увидели на расчищенном месте громадное дерево, а возле него ограду из пальмовых стволов.

У входа стояли два крутых парня, тоже в юбочках и венках, но с длинными копьями и с дубинками, которые висели у них на поясе.

Эти парни были не такие бронзовые, но тоже здорово загорелые. Они стояли, как манекены в витрине. Даже глазами не хлопали.

Из нашей толпы выделился один абориген, представительной внешности, и скрылся за оградой.

– Докладывать пошел, – сказал веселый матрос Алешин. – Его Величеству.

– Эта ограда, – объяснил нам Штокман, – называется «па». В мирное время там обитает вождь, а в случае войны собирается все племя. Как в крепость.

Доклад Его Величеству был краток. Представительный абориген, как мы потом узнали, советник великого вождя, вышел очень скоро и чтото громко прокричал.

Штокман перевел:

– Великий вождь Бескрылый олень желает видеть чужеземцев.

И тут же вышел с огромной важностью великий вождь. Правда, ростом он не был велик и бронзовой кожей не отличался, зато одет был лучше всех своих подданных: в тельняшку и шорты при белом пробковом шлеме.

– Подарок из Африки, – шепнул мне Алешка.

Я бы на его месте резвиться не стал. Мы стояли в плотном кольце островитян, правда, никакого оружия, кроме увесистых венков, у них не было, но зато имелись те еще зубки. Но самое главное – этот безрогий олень, в нормальной одежде, держал в руке длинный жезл, очень красиво украшенный художественной резьбой и разноцветными птичьими перьями. Только вот венчал этот посох… зловеще скаливший зубы белоснежный человеческий череп.

Штокман выступил вперед и от лица нашего экипажа приветствовал великого вождя и его веселых подданных.

Вождь важно склонил голову и, чтото неразборчиво пробормотав, повернулся и скрылся за своей оградой.

– Он говорит на какомто странном наречии, – пояснил Штокман, – я с трудом его понял, но смысл его речи в том, что нам будет оказано необходимое гостеприимство.

– А потом? – по существу спросил Алешка.

– Потом? Потом наши черепа тоже посадят на палки, – пошутил веселый матрос. Который, как я заметил, не отходил ни на шаг от нас с Алешкой. А вот наш папа вообще держался как бы в тени. Будто не хотел привлекать к себе внимания, хотел остаться незамеченным. Но только сам он, я думаю, очень многое замечал.

Советник великого вождя, его звали Ваувау, спросил Штокмана, где мы предпочитаем отдохнуть до вечера – на своем судне или в хижинах, у гостеприимных островитян? Штокман, прежде чем ответить, бросил незаметный взгляд на папу, и папа тоже послал ему незаметный ответ.