Они успели к сладкому столу и к раздаче «пирожков для дальних родственников». Зрелище было необыкновенное — каждый уходящий гость получал пакет, наполненный хрустящими струделями, ярко-жёлтыми лимонниками, пирожными и печеньями невероятной вкусовой гаммы.
Свадьба объявила перерыв до утра, ибо на следующий день должны были подоспеть родственники из Грузии и других отдалённых мест.
Отец успел только махнуть Филу рукой — и молодожёнов увезли.
Все, кто мог, отправлялись по домам, а тех, кто жил далеко либо был не в силах победить последствия поклонения Бахусу, — укладывали по разным комнатам и углам.
Лена жила далеко.
Её и ещё одну родственницу-ровесницу увели в большую спальню, а Филиппу отвели особую резиденцию — маленькую комнатку окнами на улицу. Он плюхнулся в кровать и утонул в пуховом матрасе, но сон не торопился. Фил вслушивался в отголоски уборки и мойки посуды, а перед глазами стояла белозубая и черноокая Лена.
К трём часам ночи всё стихло.
Фил силился закрыть глаза и уснуть, но в голове началась самая настоящая свистопляска мыслей и обрывков событий последних дней. Захотелось есть — Фил вспомнил, что почти ни к чему не притронулся за праздничным столом. Он вынырнул из жаркого пуховика и стал неслышно перемещаться в сторону кухни. Завернув за угол тёмного коридора, он чуть было не вскрикнул от неожиданности — перед его носом мелькнуло освещенное светом уличного фонаря привидение в белом балахоне. Привидение же, почему-то слабо охнуло, а потом захохотало знакомым смехом: — Ты что бродишь, как лунатик? — белый балахон оказался лёгкой ночной рубашкой на стройной фигурке новой родственницы.
— Кушать хочу! — радостным шёпотом сообщил Филипп. — А ты чего?
— Аналогично! — блеснула умным словом Лена и отворила дверцу холодильника.
Они выудили из набитого яствами холодного чрева миску с салатом «оливье» и блюдо с языками, бужениной и разными колбасами. Чёрный украинский хлеб и бутылка холодного пива дополнили меню то ли позднего ужина, то ли раннего завтрака. Они трескали салат столовыми ложками и перешёптывались, вслушиваясь в тишину уставшей от праздника квартиры.
Голод быстро капитулировал, и можно было отправляться спать, но они всё сидели и болтали на всевозможные темы. В какой-то момент Лена передёрнула плечами и созналась:
— Бр-р! Я замёрзла!
— Там, в комнате, одеяло тёплое! — вспомнил Филипп, и они, словно балетная пара, покидающая сцену театра, скользнули на пальцах в закулисье.
Лена немедленно нырнула под пуховое одеяло и перестала стучать зубами. Только тут Филипп сообразил, что не имеет ни малейшего понятия, как должен дальше поступить вполне взрослый молодой человек. Он замер посреди комнаты в одних трусах и тупо уставился в окно, подозревая, что выглядит полным идиотом. То ли от ночной прохлады, то ли по какой-то иной причине всё его тело била мелкая дрожь и он передёрнул плечами. чтобы как то остановить эту позорную тряску.
— А тебе что, не холодно? — удивилась Лена, и у Филиппа что-то ухнуло в районе расположения сердца.
— Ещё как, — почти не услышал он своего ответа и почувствовал, как Лена дёрнула его за руку.
— Залазь сюда!
Можно было вызывать пожарную команду. Горели руки, пылало лицо, лоб покрылся холодной испариной, а сердце норовило разворотить всю грудную клетку Филиппа.
— Да ты сам, как печка! — хмыкнула Лена и прижала холодные ладошки к его груди.
Филипп, словно случайно, осторожно подвинул ногу и прикоснулся к прохладной и нежной ножке. Лена не дёрнулась, не отодвинулась, она как ни в чём не бывало ткнула пальцем в потолок и шепнула Филиппу:
— Смотри! За нами следят!
Потолок старой квартиры можно было смело выставлять в музее. В кружевной лепной окантовке была выписана целая картина: вдоль прозрачного ручья босоногие нимфы несли кувшины с водой, а странные существа — полулошади, полулюди, — подсматривали за ними из-за райских кущей. За всей этой историей из всех четырёх углов комнаты наблюдали лепные купидоны, изготовившиеся к стрельбе из своих изогнутых луков по всей этой компании.
Филипп ничего не ответил, так как его обуревали мысли и желания, далёкие от ангельских. Он лихорадочно вспоминал Женьку из Одессы и прикидывал, что лучше сделать раньше — попытаться поцеловать девочку или положить свою руку на её грудь, присутствие которой он ощущал своим плечом. Его распирало от чувств в буквальном смысле слова, и окаменевший признак мужского пола властно призывал его к подвигам.
— Ух, жарко! — неожиданно откинула пуховик Лена и села на кровати, подобрав под себя коленки и обхватив их руками.
Филипп ощутил себя ленивой болотной щукой, которая лишь успела клацнуть зубами вслед промелькнувшей золотой рыбке.
Её руки, ноги, её кожа, покрытая лёгким пушком, всё её тело удалилось от него на дистанцию, равную расстоянию между Землёй и Луной. Все планы рушились.
— А ты целовался с девчонками? — прямолинейно поинтересовалась «золотая рыбка», и новые надежды всколыхнули душу Филиппа.
— А ты как думаешь? — веско переспросил он и совершил этим решающую ошибку.