[email protected] (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)

Плавал Филька плохо, а после встречи с пьяным попом и в Днепр окунался реже обычного, но войдя впервые в тёплую прозрачную морскую воду, ощутил себя на вершине блаженства. Солёная волна подхватила его и стала покачивать на своём гребешке, пытаясь унести подальше от папы- часового, но тот был бдителен и тут же выловил сына за руку. Волна недовольно буркнула и откатилась, обнажив ровное песчаное дно, усыпанное мелкими ракушками.

Благостный процесс купания и поджаривания на солнце нарушался лишь огромным количеством «божьих коровок», красных жучков с чёрными крапинками на спине. В Киеве, в самые юные годы, Филька изредка обнаруживал этих существ и тут же совершал ритуальный обряд — усаживал насекомое на кончик пальца и произносил общеизвестное заклинание:

— Божья коровка, улети на небо, там твои детки кушают котлетки!

В Одессе роли поменялись — в роли котлеток выступали отдыхающие.

«Коровки» сыпались на головы со всех сторон, при этом нещадно кусаясь. Старожилы не припоминали подобного, а отдыхающие дружно отмахивались от надоедливого небесного стада.

Буквально через несколько дней после приезда, Филька вместе с отцом и двумя соседками по двору поздно вечером отправились на прогулку к морю. Они пошли не в сторону пляжа, а на каменистую косу, которая замыкала пляж «Аркадия» с правой руки, выступая далеко в море. На этой косе тоже купались отдыхающие, но по вечерам сюда ходить боялись — в нескольких местах на косе были входы в знаменитые Одесские катакомбы. Какие из них были взорваны немцами, какие остались невредимыми, кто из защитников Одессы остался в них навсегда, а кто там обитал ныне — никто точно не знал. Но груды камней на косе и полная темнота наводили на Фильку лёгкую дрожь. Он, конечно, не выказывал своего страха перед папой и его новыми знакомыми и всё время норовил смело отлучиться в сторону от тропинки, его останавливали перепуганные женские вскрики и строгие папины команды: «Филя, вернись!»

В один из моментов Фильке показалось, что он услышал женский крик не от тропинки, а от моря, которое шелестело по гальке метрах в пятидесяти вниз от него. Филя, на всякий случай, быстренько рванул к своим попутчикам, и они благополучно вернулись в свою обитель.

Утром следующего дня дружная компания отправилась искупаться на косе. У спуска, по которому можно было подойти к воде, они увидели странную картину. Вдоль тропы стояло человек двадцать отдыхающих, а внизу, у камней, окунувшихся в пивную пену прибоя, не было ни единой души. Папа, увлечённый беседой с молодыми женщинами, не придал этому факту никакого значения и смело шагнул по направлению к морю.

— Ты куда, мужик? — остановил его голос одного из отдыхающих и прояснил ситуацию. — Там мертвяк лежит, туда нельзя.

Только тут внизу, у камней, отчётливо проявилась одинокая фигура милиционера и некое подобие человека между двумя валунами.

В это время к месту происшествия прибыла спецмашина, но к «дикому» пляжу проехать не смогла. Трое или четверо людей в форме спустились по откосу, откинули камни, которыми была присыпана голова погибшего, уложили тело на большое одеяло и понесли к машине. Милиционеры прошли рядом с Филькой, и он увидел сине-белую скрюченную руку, торчащую из-под газет, которыми покойника накрыли сверху. Один из милиционеров шёл вслед за процессией и нёс в руках мужские брюки и рубашку, а также женские босоножки.

— А бабу так и не нашли, — сочувственно заметил стоявший рядом мужчина.

Машина уехала, и люди стали медленно наполнять каменистый пляж.

Папа, Филя и женщины спустились вниз, но чувствовали себя все не самым лучшим образом. Желая сменить тональность настроения, папа потащил Фильку купаться, но за несколько шагов до воды Филька упёрся и молча показал рукой отцу на волны. Мириады красных божьих коровок упали к этому времени в Черное море, и волны, накатывавшие на камни были словно пропитаны кровью.

Отец не стал настаивать. Он только погладил Фильку по голове и сказал:

— Если бы люди помнили, сколько в этом море пролито настоящей крови, то на пляж бы не ходили.

Красные волны становились всё выше, а в ушах у Фильки звучал приглушённый женский крик, который почудился ему накануне ночью…

К полудню в Одессе, даже у моря, становилось невыносимо жарко, и папа уводил Фильку обедать в какую-нибудь столовую, подальше от пляжа, ибо в близлежащих «общепитах» стояли километровые очереди.

Иногда они отправлялись в долгое путешествие на Привоз, который лично для Фильки не представлял ничего особенного, если не считать толпы людей и вонючих рыбных рядов. Папа покупал сушёные креветки, огромные абрикосы, яблоки, груши и жирные вяленые рыбины.

После дневных процедур наступали длинные южные вечера.

На ужин их часто зазвали московские барышни, куда и уплывал копченый рыбец вместе с бутылками пива «Жигулевское».

Быстро проглотив сочный помидор и кусок колбасы «Московской», Филька оставлял папу на попечение дам и улепётывал во двор, где его уже дожидалась небольшая, но дружная компания двенадцати- тринадцатилетних сверстников из близлежащих домов и строений.