Он с трудом подтягивал добычу к берегу, каждый раз ожидая, что папа и другие дядьки бросятся ему на помощь и помогут вытянуть рыбину. Он даже специально долго «водил» свою пленницу, прежде чем вытащить её на камни, но рыбаки, почему то, только посмеивались и не бросались за подсакой.
И тогда Филя вытягивал на гатку очередного ерша.
Ёрш широко разевал огромную пасть и раскрывал веером колючие плавники; снять его с крючка было совершенно невозможно, и Филя каждый раз отвлекал папу, которому приходилось выдергивать крючок плоскогубцами из глубины рыбьего горла, иногда вместе с жабрами и кишками.
Ловили дотемна. Затем рыбаки свернули снасти и повытягивали садки, в которых плескались редкие рыбины, а папа вытянул свой, в котором тесно сгрудились восемь лещей, три язя и один огромный, килограмма на три, подуст, которого рыбаки называли «керосинщиком». Папа хотел сложить весь улов в рюкзак, но Филька высыпал своих ершей в авоську и шествовал по набережной так, что никто из встречных просто не мог не заметить его добычи. Не говоря уже о том, что во дворе в течение ближайших дней только и было разговоров о рыбалке, причём, вместе с ростом авторитета среди развесивших уши пацанов, неуклонно росло количество пойманной рыбы и её размеры, что, кстати, указывало на явные рыбацкие задатки у Фильки.
Один лишь толстый Вовка высказал сомнения в подлинности описываемых событий, за что немедленно был окрещён «жирпромом» и лишен возможности играть в футбол до особого Филькиного распоряжения.
Футбол был радостью пацанов и «божьим наказанием» для всего взрослого населения пятиэтажного дома. Ни в одном дворе в округе не было такого классного сооружения, как в двенадцатом номере. В каменном одноэтажном сарае располагалась районная электрическая подстанция, именовавшаяся народом просто — «трансформатор». Маленькие железные двери были удобны для игры в «дыр-дыр», два на два, без вратаря, большие железные двери исполняли обязанности настоящих футбольных ворот, когда играли старшие.
Кроме густой пыли и столь же густого мата, который вздымался над командами, жильцов дома раздражали забитые голы. Мяч пропущенный «воротником» со страшной силой влипал в железную преграду, отмечая голевое попадание страшным гулом и грохотом. Если же прицел нападающего сбивался и он промазывал, то мяч, по закону подлости, попадал в развешенное на верёвках у сарайчиков бельё.
Хозяйки с воплями выбегали из дома, и возникали длительные перебранки, которые иногда заканчивались появлением разъяренных мужей униженных домохозяек. Без долгих разговоров мужики отнимали мяч и пытались порезать его на куски.
Тогда в конфликт вмешивался Алик по кличке «боцман», и обстановка разряжалась.
Алик сам любил поиграть с пацанами, а среди взрослых был в авторитете по какой-то другой причине. Как думал про себя Филя, потому что ни у кого больше не было таких классных татуировок на руках, пальцах, плечах, — на всех видимых и, как оказалось впоследствии, невидимых местах.
Выяснилось это однажды, когда Алик и хлопцы постарше пили вино со странным названием «биомицин», усевшись под огромной липой, что росла в центре двора. Они мирно базарили и бренчали в две гитары: Алик знал невероятное количество песен и передавал свой интеллектуальный запас подрастающему поколению. Малышне, хоть и не наливали, но позволяли находиться рядом и слушать про «ванинский порт», про «фонарики ночные» и про сволочную «Мурку», которая «завалила всю малину».
В самый разгар отдыха появился дворник Гаркуша и стал грозить милицией, на что «боцман» отреагировал весьма своеобразно.
Он встал, повернулся спиной к колченогому дворнику и внятно произнес:
— Поцелуй меня в жопу!
Для удобства исполнения заказа он скинул синие спортивные штаны вместе с длинными чёрными трусами, и глазам изумлённой публики открылась невероятная картина: на левой и правой половине вышеупомянутой части тела были выколоты два рогатых чёрта с лопатами в руках; при малейшем движении хозяина ягодицы шевелились и черти начинали лихо подбрасывать уголёк в своеобразную топку.
Под дикий хохот и улюлюканье Гаркуша был с позором изгнан из приличного общества, а Алик вернулся к гитаре и спел грустную историю про «девушку из маленькой таверны».
Филе чертовски хотелось научиться играть на гитаре, но родители, поддавшись на уговоры друзей и знакомых, купили маленькую скрипку- четвертушку, и два раза в неделю Фильку водили к противной бесцветной тётке, которая вначале сама выпендривалась перед ним на большой скрипке, а затем заставляла его извлекать с помощью наканифоленного смычка внятные звуки из его маленькой немецкой «четвертушки».